Лиловая тетрадь. Первый дневник
Шрифт:
– А зачем?
Я же нахожусь в очень опасном «изголодавшемся» состоянии, когда на безрыбье и рак – рыба. Хотя рак – очень дорогой и ценный продукт, чего не скажешь о моём новом знакомом.
– Да такая девушка интересная… А мы ничего, мы трахаться сразу не пойдём.
Я, конечно же, испугалась. Но сбежать от него, обнаружив свой страх, я посчитала ниже своего достоинства. Нас же учили ещё
– А как вас зовут? – не отставал он.
– Афина!
– Ну, надо же, богиня войны! А я – Аркадий.
Никого ещё не встречала в реальной жизни с таким именем. Да у меня и вообще всегда было очень мало знакомых.
– А кто вы по знаку Зодиака?
– Скорпион.
– Ну, надо же! Роковая женщина!
Говорить с ним было абсолютно не о чем, разговор не клеился.
– И как же нам дальше встречаться?
Я пожала плечами.
– А пойдём сейчас в парк, покурим, выпьем пива!
Я со страху вжалась в ажурную красную скамейку.
– Нет, я не хочу никуда идти. Мне жарко очень.
– Мне тоже жарко.
Тогда я спросила его, чем он по жизни занимается.
– Да вот работаю, – гордо сказал Аркадий.
Тут я не выдержала и сбивчиво, хватаясь то за одно, то за другое, выложила этому типу всю правду о своей работе. Потому что больше же мы не увидимся!
– Так почему же ты работаешь без денег?!! – поразился Аркадий.
– Потому что мне обещают заплатить!
– Запомни: там, где тебе обещают, никогда не заплатят! – грозно сказал он.
– Хорошо, я запомню.
– Так ты что, вообще без денег сидишь? Может быть, тебе одолжить?
Соблазн весьма велик, но я сказала:
– Нет, не нужно.
Опустив низко голову и уставившись в утоптанную, мёртвую землю, Аркаша произнёс таинственно и торжественно, как в театре:
– Афина, ты… ты всё можешь переварить?
– Всё! – тоже как-то ненатурально заверила я его.
– Ведь лучше же сразу всё узнать?
– Да, лучше сразу.
– Афина, ты будешь трахаться?
– Нет.
Мне уже стало смешно.
– А ты когда-нибудь пробовала?
– Нет.
– И неужели тебе не хочется?!!
– Нет.
Просто как в кино на допросе. Будто анкету какую заполняю.
– Не пьёшь и не куришь…
Наверное, он хотел сказать – «духовный», но вспомнил школьную грамматику: предмет одушевлённый и неодушевлённый.
– Получается, так.
– Но, я же не такой, как другие!
– Мы все – индивидуальные…
Вздох. Аркадий протягивает мне свою противно потную руку, пожимает кончики пальцев:
– Афиночка, всех тебе благ. Я пошёл.
И он скрылся за розовым домом, на пересечении улиц Пушкина и Парковой.
Я посидела ещё немного, чтобы Аркадий меня не выследил. Меня всю трясло.
Мама с детства боялась отпускать меня на улицу, чтобы я ни с кем никуда «не пошла». Я её не понимала. Теперь понимаю. Но я уже столько месяцев провожу на улице, и такое «заманчивое» предложение получаю впервые!
А у входа в сквер ко мне подскочил низенький, с гладким и вытянутым, как кабачок, черепом, мужичок, с маленькими глазками, и похвастался, радуясь, как ребёнок:
– Вот здесь вчера представление пушкинское было, – «Руслан и Людмила». Героев отгадывали. Наину, колдунью, никто не мог угадать, а я подсуетился, и коробку шоколадных конфет выиграл, и мамке отвёз! Здорово?
– Ну да! – поддержала его я.
В подъезде, где партштаб, я уткнулась в закрытую дверь. Приходит Володя Подосиновиков.
– Слушай, возьми анкеты, я спешу.
Это тебе не сегодняшний Аркаша-таракаша из сквера. Высокий, могучий, русоголовый, на машине и при должности. Он проводил опрос на заводе во Фрязино, где работал.
Но…
– У него есть маленький ребёнок! – с восторгом шепчет опоздавшая, как всегда, Коломейцева.
В наше же время это подвиг! Только вот что из них вырастет, этих святых младенцев «переходного периода»?
Подтягиваются Симаков, девки с Сиреневой, и другой Володя, Кучкин. Все делятся впечатлениями и, конечно, верят, что сделали большое и нужное народное дело. И никто не хочет думать, что нас просто отымели по полной программе.
– Я во Фрянове опросил одного фээсбэшника, – хвалится Володя. – Он видит президентом Жириновского. Наверное, просто слышал, что он тоже военный, а о других ничего не знает.
Конец ознакомительного фрагмента.