Лиловые сумерки
Шрифт:
Элиана вместе с родителями прибыла после церемонии открытия бала. Она была чудо как хороша в своем шелковом платье салатного цвета с пышными кремовыми кружевами на рукавах и подоле. Волосы были собраны в сложную прическу, из которой вьющиеся пряди падали на спину. Один кокетливый локон был нарочно выпущен и теперь непринужденно касался щеки.
На входе слуга помог снять ей норковое манто и такую же миленькую муфточку, которую ей, специально для этого бала, подарил Рихард. Элиана и Мадлен тут же переобулись в сафьяновые бальные туфельки, чтобы смотреться изящно и непринужденно на начищенном до блеска паркетном полу.
Тут же к ним
– Добрый вечер, Элиана. Добрый вечер, господа де Круа. Для меня большая честь видеть вас на сегодняшнем балу.
Кара наклонилась к Элиане и легонько коснулась щекой ее щеки в знак приветствия и искреннего расположения.
Мисс де Круа немного опешила, но тут же взяла себя в руки и пожала руку Кары, затянутую в перчатку.
– Благодарю вас, Каролина. Скажите, пожалуйста, мой жених, граф Геннегау, уже здесь?
Виконтесса кивнула:
– Да. Он прибыл одним из первых, и сейчас беседует со своим другом, мсье Торном.
Элиана поблагодарила хозяйку дома изящным кивком и, в сопровождении родителей, прошла в зал. Рихард и вправду был там, но девушка предпочла его не видеть, тут же открыв веер из страусиных перьев и повернувшись к компании подруг по пансиону. Мадлен и Филипп тут же разошлись в разные стороны, предпочитая развлекаться по отдельности.
– Смотри-ка, Рихард, это, часом, не твоя невеста? – спросил Джон, взглядом указывая направление.
Круспе бросил небрежный взгляд в ту сторону и ухмыльнулся:
– А то кто же? Мисс де Круа, собственной персоной.
– Похоже, она тебя игнорирует.
– Я предпочитаю думать, что она демонстрирует мне свой прелестный зад, - парировал Рихард, подмигивая другу. Джон понимающе ухмыльнулся. – В любом случае, ей не избежать встречи со мной.
Мадлен де Круа рассеянно бродила по залу, улыбаясь присутствующим и иногда вступая в пустые, ничего не значащие беседы. В свои сорок шесть она была по-прежнему привлекательна, с достоинством неся свое слегка располневшее тело. Тем не менее, гладких темно-русых волос еще не коснулась седина, а живые, хоть и немного печальные синие глаза сохранили юношеский блеск. Смысл своей жизни Мадлен находила в своей дочери – единственном существе, которое она любила. Конечно, какая женщина не будет любить плоть от плоти своей? Но все же мадам де Круа хотела бы, чтобы Элиана была дочерью Анри де Тальмона, а не Филиппа…
Этот день должен был стать самым счастливым в ее жизни. Конечно, в условиях революции, когда дамоклов меч висел над головой каждого аристократа, пышное празднество было невозможным. Но юной и по уши влюбленной в своего жениха Мадлен все было нипочем. На бракосочетании присутствовали лишь самые близкие люди со стороны жениха и невесты, а также свидетели: со стороны Мадлен – госпожа де Ламбаль, подруга королевы Марии Антуанетты, знакомая с матерью невесты еще с давних пор, со стороны Анри – барон Филипп де Круа. Церемонию вел не присягнувший на верность Революции священник – большая редкость в те смутные времена. Священнослужитель читал псалмы, необходимые в сей торжественный час, и Мадлен молилась, чтобы святой отец успел закончить ритуал. Но Бог не слышал ее молитвы.
За
– Откройте, именем Революции! – раздалось снаружи.
Священник сбился и замолчал, потрясенно глядя на ненадежно закрытые двустворчатые врата.
– Святой отец, прошу вас, продолжайте церемонию! – взмолилась Мадлен.
– Не могу, - покачал головой священнослужитель и захлопнул требник. – Сюда могут ворваться в любую минуту.
Девушка была в отчаянии. Она подняла залитое слезами лицо и посмотрела на бледного, но решительного Анри. В его глазах застыли горечь и отчаяние.
– Тебе надо бежать, любовь моя. Если тебя поймают, то неминуемо казнят, а я не вынесу этого. Филипп выведет тебя, госпожу де Ламбаль и твою матушку отсюда. Я же, - Анри вытащил шпагу из ножен, - приму бой.
– Но…
– Делай, что я сказал, Мадлен! Я люблю тебя и, видит Бог, найду тебя даже на краю света, и мы, клянусь тебе, закончим начатое. Беги, умоляю!
Он быстро поцеловал девушку в губы и резко оттолкнул ее от себя. Мадлен бросилась в сторону Филиппа. Тот, схватив ее и мадам де Ламбаль за руки, быстро повел их к черному входу в церковь, которым пользовались лишь послушники да торговцы свечами.
Едва дверь черного хода захлопнулась за ними, толпы черни, возглавляемые Робеспьером, хлынули в церковь…
Мадлен никогда не забудет ужас, который испытала при побеге. Она знала, что Анри и ее отца наверняка растерзали, порубили на куски, а их головы несли по всем улицам, плюя и бросая оскорбления этим надруганным человеческим останкам. Она не забудет, как Филипп буквально запихнул Мадлен, ее мать и мадам де Ламбаль в карету и отвез в их отель у Гревской площади.
Там, понимая, что жизнь в Париже не сулит им ничего хорошего, де Круа изложил свой план побега. Принцесса де Ламбаль отказалась следовать этому плану – она не могла бросить свою подругу королеву. Мадлен тоже хотела было воспротивиться довольно рискованному плану, но мать, хватаясь даже за самый призрачный шанс на спасение, принялась убеждать дочь, призывая ее к благоразумию. Однако увещевания матери не помогали. Заливаясь слезами, Мадлен раз за разом повторяла имя Анри, отказываясь ехать куда-либо без своего жениха.
Понимая, что мадмуазель де Ламбер может все испортить, Филипп решился на отчаянный шаг:
– Неужели вы не понимаете, что Анри мертв? Чернь не щадит никого, особенно аристократов. Если хотите последовать за ним в могилу – что ж, это ваш выбор, Мадлен. Но он хотел бы, чтобы вы жили. Я обещал ему, что помогу вам в этом, но без вашего стремления жить я бессилен.
Девушка понимала, что ее жених действительно мертв, что Филипп говорит правду. Поэтому, скрепя сердце и стараясь не провалиться в пучину разрывающей душу боли, она согласилась…
– Мадам? С вами все в порядке?
Мадлен рассеяно заморгала, сбрасывая оцепенение, и повернулась лицом к говорящему. Это был мужчина средних лет, со светлыми, уже наполовину седыми волосами. Лицо худое, с резкими чертами. Глаза были светло-серыми, цепкими, от их взгляда становилось не по себе. Но все же больший трепет и некое подобие страха внушал шрам, рассекающий лицо наискось от правой брови до подбородка.
Женщина слегка вздрогнула, но все же нашла в себе силы улыбнуться:
– Да, спасибо. Я в полном порядке. Так, просто задумалась.