Лиловый костюм (сборник)
Шрифт:
Подошли к правлению колхоза.
– Спасибо, что подбросили, – поблагодарил «золотоискатель». – Но если и здесь вокально-инструментальный ансамбль, то я просто повешусь.
Возле леса стоял вертолет «МК 44–92», а возле вертолета – сестры Канарейкины. Танька и Вероника. Танька забивала в сопло огромную кормовую тыкву, а Вероника стояла рядом и руководила.
– Еще щелочка осталась, – показала Вероника. – Тут самое главное – герметичность. До конца забивай.
Танька
– Думаешь, не взлетит? – усомнилась она.
– Никуда не денется, – убежденно сказала Вероника. – Вон Вадим Мишке в прошлом году выхлопную трубу картошкой забил, так он три дня свою мотоциклетку завести не мог. Идет! – ахнула Вероника.
К вертолету босиком, держа ботинки в руке, шел летчик.
– Товарищ летчик! – окликнула Танька.
Летчик не отозвался. Залез в свой вертолет и стал там надевать ботинки. Это было очень унизительно.
– Пусть, пусть полетает, – ехидно заметила Вероника.
Заработали винты. Девочек обдало ветром.
Зажмурившись, они стали пятиться.
– А говорила: не заведется! – крикнула Танька.
– Все равно не полетит! – крикнула Вероника.
Вертолет отделился от земли, стал набирать высоту.
Сестры растерянно переглянулись.
– Товарищ летчик! – заорала Танька. – Стойте. У вас там тыква в трубе!
Вертолет поднялся метра на три и рухнул на некошеный луг, именуемый в авиации «квадратом сорок пять».
– А я что говорила! – восторжествовала Вероника. Она подбежала к Таньке и толкнула ее в спину. – Иди пой! – велела она.
Летчик вылез из кабины, вернее, даже выпал.
– Живой! – обрадовалась Танька.
Летчик приподнялся, отошел от вертолета. Сел в отдалении, уперся глазами в пространство. У него было такое выражение лица, какое, наверное, и бывает у людей, потерпевших авиационную катастрофу.
– Контузия, – сказала Вероника.
Танька подошла к летчику, присела перед ним на корточки и заглянула в глаза.
– Больно? – ласково спросила она.
– Я упал, – пожаловался летчик.
– Я знаю. Я видела.
– Спой ему, – снова посоветовала Вероника.
– Не надо, – попросил летчик.
Он поднялся и пошел к вертолету, неотрывно глядя на него.
– В чем дело? Ничего не понимаю... – пробормотал он, обходя вертолет.
– Валерий Иванович, вы не ищите! Это я вам тыквой выхлопную трубу забила! Я ж вам кричала...
Летчик подошел к соплу и увидел, что оно действительно забито большой тыквой. Он обернулся и некоторое время с пристальным недоумением смотрел на Таньку.
– Зачем? – тихо спросил он.
– Потому что мне надо с вами поговорить, а вы не слушаете.
– Ну, говори.
Танька молчала.
– Ну, говори, говори...
– Я вам цепочку принесла. – Танька достала из кармана цепочку
Тот взял ее с Танькиной ладони. Спросил:
– Все?
– Нет, не все! Я хотела вам сделать официальное предложение!
– Теперь все?
– Теперь все.
– Так вот. Запомни: если я тебя еще раз увижу... – Летчик медленно пошел на Таньку.
Танька живо нагнулась, подняла с земли камень – тот самый, которым она забивала тыкву.
– Вот только подойди! – пригрозила Вероника.
Летчик вытащил из сопла тыкву и потряс ею над головой.
– Вещественное доказательство! – объявил он. – В милиции поговорим.
– Герой кверху дырой! – крикнула Танька.
– Монах в разрисованных штанах! – добавила Вероника.
И пошли в разные стороны. Летчик – к вертолету. Танька – к дому.
Танька пошла и заплакала. Как сказано в Библии: «И исшед плакася горько». Вероника тоже присмирела и насупилась.
Вышли на дорогу. По дороге шел Мишка Синицын, сутулый от усталости. Мишка весь день проработал в поле на тракторе, а сейчас возвращался домой.
– Ты чего? – спросил он у Таньки.
Танька прошла мимо него по дороге.
– Чего она? – спросил Мишка у Вероники.
– С летчиком поругались, – объяснила Вероника. – Ну ничего, мы ему тоже врезали. В милицию жаловаться полетел.
– А в милицию-то зачем? – не понял Мишка.
– А мы ему диверсию подстроили.
– Это как? – снова не понял Мишка.
– Выхлопную трубу забили тыквой. Он взлетел, а потом как грохнется, чуть глаза на колени не выскочили.
Вероника побежала догонять Таньку.
Мишка остался стоять, приспосабливая новость к своей нервной системе. Он не мог идти. Стоял и смотрел, как удаляется по дороге Танька. Видел ее горестную спину, склоненную в плаче светлую голову, ноги в разнообразных царапинах, как у подростка.
Мишке никто не мешал смотреть, и он стоял до тех пор, пока Танька не свернула с дороги и не скрылась за избой Маланьи.
Летчик набирал высоту, зажмурившись по привычке. В эти мгновения он чувствовал всегда одно и то же: животный страх.
«Животный страх» происходит вовсе не от слова «животное», как многие думают, а от слова «живот». Страх селится в животе и оттуда правит человеком.
Летчик испытывал это чувство всякий раз, когда отрывался от земли и земля уходила из-под ног.
Но сегодня все было по-другому. Летчик прислушался к себе: в животе под ребрами было совершенно спокойно, умиротворенно и даже беспечно. Он предположил, что весь страх, отпущенный природой одному человеку, он израсходовал час назад, когда падал вниз, потеряв управление. Но это было час назад. А сейчас он не чувствовал ничего.