Лиля Брик. Жизнь и судьба
Шрифт:
Случайна ли, однако, такая странность: бывая в Париже порознь не один раз, Лиля и Маяковский никогда там не пересеклись, не провели вместе в городе, который оба страстно любили, ни одного дня? Вряд ли кто-то сознательно мешал им собраться в Париже, и все равно в этой странности есть какая-то мистическая закономерность.
По возвращении Лили в Москву вся семья вновь собралась на даче в Пушкино. На некоторое время воцарилась атмосфера относительного покоя. Осип и Женя, проведя начало лета на даче вместе со всеми, уединились (впервые вдвоем!) в частном пансионе под Ленинградом — в бывшем Царском Селе, которое теперь стало почему-то
Как раз в это время Пудовкин ставил свой шедевр «Потомок Чингис-хана», обошедший вскоре экраны всего мира под названием «Буря над Азией». Сценарий, повторим и это, написал Осип Брик, а одну из главных ролей исполняла молодая Адель Судакевич, с которой у Маяковского завязался небольшой, никого не обременивший роман. Впоследствии Адель Судакевич станет женой Асафа Мессерера, у которого, в свою очередь, как мы помним, незадолго до того был роман с Лилей. Семейно-творческий узел станет тем самым еще более многоликим и еще более тесным.
Вряд ли все участники осознавали, что они в точности осуществляют Лилин сценарий жизни, только и достойный, как она считала, современных интеллигентных людей: днем каждый располагает самим собой, не держась ни за какие условности, зато вечера и ночи проводит всегда под домашним кровом. По доброй воле, то есть сознательно, по привычке или в силу договоренности, как бы то ни было, но все они поступали именно так.
Воспоминания Лили и людей ее круга, их письма, которые нам известны, заполнены информацией о множестве разных забот, личных и деловых. Но тщетно искать там даже намека на ту обстановку, которая — хочешь не хочешь — их окружала, на бурные события за стенами их квартиры или подмосковной дачи. Словно жизнь проходила вне времени, и социальные бури, сотрясавшие всю страну, непостижимым образом обошли их всех стороной.
1928-й... Начались массовые раскулачивания. Нэп доживал последние дни, а тем, кто поверил басням про «всерьез и надолго», в самое ближайшее время предстояло расплатиться за свою святую наивность. С барабанно-пропагандистским шумом прошли первые «вредительские» процессы. Концентрационные лагеря были переполнены заключенными. Пока что их скопом еще не расстреливали, а лишь подвергали «социальной перековке», но звуки грядущих выстрелов уже были слышны каждому, кто нарочито не затыкал свои уши. Впервые после эпохи «военного коммунизма» ввели карточки на хлеб. Левая оппозиция была только что разгромлена, Троцкий находился в ссылке, ему предстояла вот-вот высылка из страны. Словом, за стенами городской квартиры и дачного дома происходили события, которые с полным на то основанием принято называть судьбоносными. Но ни малейшего отражения не только в письмах, а и в биографии Лили они не получили. У нее хватало своих забот.
Забитой номер один были съемки и монтаж «Стеклянного глаза» — работа шла успешно и уже близилась к концу. Заботой номер два — вожделенная машина, которую мог купить лишь Маяковский. Для этого ему надо было снова ехать в Париж, имея при этом разрешение на ввоз машины в Советский Союз и, конечно, достаточно денег. Маяковский собирался совершить кругосветное путешествие, о чем уже появились сообщения в печати. Но тогда покупку машины пришлось бы отложить по крайней мере на год. Возможно,
Всегда доводившая до конца любое начатое дело, Лиля твердо решила овладеть автомобильным рулем и вскоре освоила тогда еще вовсе не женское, экзотическое по тем временам ремесло. Уехавшему в Париж осенью 1928 года Маяковскому Лиля послала вдогонку письмо, строго-настрого наказав: «ПРО МАШИНУ не забудь: 1) предохранители спереди и сзади, 2) добавочный прожектор сбоку, 3) электрическую прочищалку для переднего стекла, 4) фонарик с надписью «stop», 5) обязательно стрелки электрические, показывающие, куда поворачивает машина, 6) теплую попонку, чтобы не замерзала вода, 7) не забудь про чемодан и два добавочные колеса сзади. Про часы с недельным заводом. Цвет и форму (закрытую... открытую..,) на твой и Эличкин вкус. Только чтобы не была похожа на такси. Лучше всего Buick или Renault. Только НЕ Amilcar».
Разрешение на ввоз машины Маяковский •— при его связях, — разумеется, получил, хотя и после бюрократических проволочек. С деньгами было куда как хуже. Немецкие режиссеры и издатели, на которых была надежда, по разным причинам заключить контракты не смогли или не захотели. В Париже, куда он приехал в октябре, Маяковский начал переговоры с Рене Клером, предложив ему снять фильм по своему сценарию, замысел которого уже был в его голове. Переговоры поначалу шли, казалось, успешно, но и из этой затеи ничего не вышло. Лиля отреагировала незамедлительно:
«Щеник! У-УУ-УУУ-УУУУ!..!..!.. Волосит! Ууууууу-у-у-у-!!! Неужели не будет автомобильчита! А я так замечательно научилась ездить!!! <...> Пожалуйста, привези автомобильчик!!!!!!!!!!!!!!!!! <рисунок кошечки>!!!!!!!!!!!!!!!! <рисунок кошечки> Прежде чем покупать машину, посоветуйся со мной телеграфно, если это будет не Renault и не Buick. У-уууу-у-у ......! <...> Мы все тебя целуем и ужасно любим. А я больше всех».
Как старательно ни откликался Маяковский на все эти призывы, мысли его были тогда далеко.
По всей вероятности, главной помехой его кругосветному путешествию, которое так и не состоялось, был не столько «автомобильчик», сколько «американская тайна», о которой Лиля что-то знала, а что-то не знала. Элли Джонс с «малой Элли» — дочерью Маяковского — приехала в Европу, во Францию, несомненно, с единственной целью: показать дочь ее отцу и как-то определиться. Переписка Элли и Маяковского была не слишком обильной, но все же она была (письма из Нью-Йорка приходили в Москву в Лубянский проезд). Маяковский знал, когда мать с дочерью приезжают во Францию и где именно будут.
Нет никаких оснований предполагать, что Лилю он поставил об этом в известность. Напротив! Обе Элли ждали его в Ницце, и он еще в Москве легко убедил Лилю, что нуждается в отдыхе после перенесенной им тяжелой болезни и напряженной работы. «ПОЕЗЖАЙ КУДА-НИБУДЬ ОТДОХНУТЬ! <...> Поцелуй Эличку, скажи, ЧТОБЫ ПОСЛАЛА ТЕБЯ ОТДОХНУТЬ», — написала Маяковскому Лиля в Париж 14 октября 1928 года, вполне приняв, таким образом, его версию за чистую правду.
Ответ не замедлил: «К сожалению, я в Париже, который мне надоел до бесчувствия, тошноты и отвращения. Сегодня еду на пару дней в Ниццу (навернулись знакомицы) и выберу, где отдыхать. Или обоснуюсь на 4 недели в Ницце, или вернусь в Германию. Без отдыха работать не могу совершенно!»