Линии жизни
Шрифт:
А в грунте неожиданно обнаружились предметы из могилы Багратиона: обрывки мундира, плетеный кант и бахрома эполета, шнурок от звезды ордена Анны, клочок кожи от обуви и три пуговицы с остатками позолоты. Главной же находкой была горсть останков самого генерала – в общей сложности 65 фрагментов. Прах Багратиона умещался в двух ладонях. В 1987 году, незадолго до открытия главного монумента, собранные фрагменты костей было решено вернуть в могилу. Они уместились в шелковом мешочке, который положили в гроб.
Богдан летел за войсковым оркестром, который сопровождали солдаты ближайшей воинской
…………………………………….
«Россия – Священная наша держава! Россия – любимая наша страна! Могучая воля, великая слава – твоё достоянье на все времена!» – с наслаждением пел Богдан. Теперь это были его любимые строки. Всё у него было неплохо, вот только общения, конечно, не хватало. Всё меньше истинных поэтов попадалось. Вроде заслышит Богдашка дух бесплотный рифму, звучащую в подконтрольном ему районе, прилетит быстрее ветра…а человек не видит его, не чувствует. «Стихоплёт значит, – не стихотворец», – вздыхает Богдан и улетает подальше…
Местом обитания Богдаши стал уютный номер гостиницы, расположенной в центре Бородинского поля, где русские войска героически сражались с французами во время Отечественной войны 1812 года и защищали столицу нашей Родины в 1941-42 гг. во время Великой Отечественной войны. Так и было в рекламе написано, но не добавляли там, что интернет, телефон, телевизор работают только в основном корпусе, а на небольшой возвышенности, там, где Богдан обитал, все технические новшества глохли. Там ведь только стихи могли звучать!
В конце августа 2020 года свирепствовала новая чума – ковид называлась, – это Богдан знал и чувствовал, сколько душ скознячком уносится на вечный покой… Близились любимые Богданом дни реконструкции, когда все люди должны наряжаться в костюмы, какой был у Дениса Васильевича, и изображать бой. Тогда Богдашка счастливым вихрем носился бы над Бородинским полем… Но людей в том году в музее-заповеднике было совсем немного и те на лицо забрало накидывали, чтобы ковидного тлена не подхватить.
20 августа в необитаемом корпусе, где грустил Богдан, зазвенели в общей двери ключи, администраторша пропустила вперёд женщину средних лет, высокого стройного молодого человека и пухлого жизнерадостного подростка. Дежурные объяснения администратора неожиданно завершились её просьбой не заглядывать в крайние комнаты корпуса. Но это нисколько не насторожило нежданных гостей, которым предстояло провести эту ночь одним в пустом корпусе…
Богдан заинтересованно и глубоко втянул бесплотным носом запах гостей. Дух был приятным, дружелюбным, творческим. От женщины и молодого человека веяло творчеством, стихами, словами, причем разноязыкими, но суетный подросток быстро почувствовал неладное: видите ли, его любимый телефон Инет не ловит, игра не идёт, скучно. Ещё и выяснилось, что телевизор не показывает. Мало того, позвонить невозможно, на экранах их любимых телефонов буковки: сети нет, связи нет… Богдашка подхихикнул тихонечко над недовольным подростком.
Троица сходила погулять по окрестностям, они сфотографировались с бюстами героев, ласково потрепали местного толстого кота. Богдан сопровождал их, заинтересованно летя в сторонке,
Женщина предложила было сходить в дальние комнаты, помня, что им запретили туда заглядывать, но видя тревогу младшего, от своей идеи отказалась, легла отдыхать и быстро перешла в мир грёз, где и хотел прийти к ней Богдан. Но коварный подросток подскочил среди ночи с воплями, что в доме приведения. Конечно, он был прав! Но зачем так орать и тревожить старших… Мать пробормотала ему что-то успокоительное, а Богдан решил стеречь его сон от всевозможных видений, чтобы мать его тоже могла выспаться…
Утром посвежевшая женщина бодро разминалась, пробегая по длинному пустому коридору корпуса, напевала песни, декламировала стихи. Имела она полезную привычку – делать зарядку по утрам! Богдан счастливо наблюдал за её действиями. Старший сын тоже сделал разминку и собирался пить кофе, а младший выглядел букой, подъедал остатки ужина и ворчал об отсутствии Интернета и тревожных ночных сновидениях…
Когда в конце очередной пробежки женщина всё-таки заглянула в дальнюю комнату, её смутила промелькнувшая тень. «Здесь кто-то есть?» – осторожно пробормотала она.
Ах, как хотелось Богдану Коноплёву закричать во весь голос: «Я! Я – сын земли Русской, Можайского уезда, Колоцкого стана, сельца Бородино. Я – неразумный Богдашка, отдавший за долги свою половину сельца, во сне убиенный, зверьём растасканный. Я – дух бесплотный. Я – защитник Бородина от французских и немецких иродов. Я – стихотворец, Коноплёв Богдан, сын Дмитриев!» И она бы увидела его. Она чувствовала поэзию, значит могла увидеть.
Ведь был не так давно случай, когда приезжали две художницы, останавливались в этом корпусе, рисовали, читали стихи и пили из чарок воду огненную. Вышел к ним Богдашка – купился дурак! Да бабы те ведьмами оказались. Теперь побаивался Богдашка женщин… Решил по-другому поступить.
«Здесь кто-то есть?» – снова спросила женина, заглядывая в общую душевую в конце коридора. Она не удивилась, увидев из-под загородки ноги в душевой кабине. Конечности показались ей вполне знакомыми, и она стала разговаривать с той частью, которую не видела. Женщина говорила о том, что заканчивается отпуск, о работе, о школе, где работала, о сыне-подростке… Богдан понял, что женщина решила, будто это её старший сын принимает душ и вот – заслушался. Он затаил дыхание, осознав, что она видит его! Как же захотелось в ту минуту бесприютному Богдашке стать сыном этой женщины, он ведь по возрасту, когда прервалась его земная жизнь, как раз годился бы ей в сыновья. Как когда-то в страшные 1930-е хотелось стать ему сыном учительницы Лидии Михайловны. Но та была одинока и запугана…