Линии жизни

Георгиева Анна

Тем временем женщина вернулась к младшему, решив не оставлять его надолго одного. Каково же было её удивление, когда она увидела обоих сыновей мирно беседующими в комнате.

– А кого же я видела в душевой? Ты не мылся там сейчас? – обратилась она к старшему.

– Нет, мам. Но мне показалось, что кто-то проходил. Может, администратор.

– Но мы закрыты изнутри!

Втроём они тихонько прокрались к душевой… Богдан думал показаться, но опять тревожной сиреной заголосил младший, от нервов неимоверно проголодавшийся… Быстро покидав пожитки, семейство покинуло загадочный корпус гостиницы. Возвращая ключи, женщина робко спросила администраторшу: «Наверно, это странно,

но мне показалось, что мы были там не одни». «Всё может быть, – ответила дама. – Вот к художницам, что пару месяцев назад останавливались здесь, из стены мужчина выходил. Много здесь душ неупокоенных».

«Один я здесь неупокоенный, – сурово подумал Богдан. – Воины земли Русской, в бою павшие, все в Светлых Покоях пребывают за муки, что на земле претерпели, что жизнь отдали за Русь-матушку».

Он долго шелестел в деревьях, смотрел, как очарованно ходила по окрестностям троица так понравившегося ему семейства. Они побывали и у того самого местечка памятного, где впадает ручеёк Стонец в речку Колочь, где когда-то давным-давно сочинял о малой букашке бесприютный Богдашка.

Женщина задумалась. Что-то тревожило её воображение. Задумался и старший сын… Но прошло несколько лет, пока Богдан Коноплёв смог пробиться через суету и суматоху дней, когда женщина наконец поняла, что обязательно должна написать о нём.

– Богдан? Всё ли верно я написала?

– Ну, так… Кратенько получилось. Может, на роман когда сил и времени хватит? Слышал, опять война идёт, снова гибнут воины русские! Честь, Слава им, Покой Светлый… А, ты приезжай как-нибудь. С сыном старшим обязательно приезжай. И пухлого привози. Вырос уж, наверно.

– А я и классу своему десятому о тебе рассказывала. Мы как раз «Войну и мир» изучать начали. Ух, они загорелись. Хотят съездить.

– Ну, привози. Только уж классу-то я целому не покажусь, не обессудь, матушка.

– Давно это ты меня матушкой называть стал?

– Так кто ж ты, если не матушка?! Матушка сыновей русских. И моя тоже.

– Богдашенька, а как назвать-то лучше наше творение? Богдан Коноплёв?

– Нет-нет, матушка! Назовём «Сыновья земли Русской»! Я – сын, Денис Давыдов, князь Багратион, Дениска Васильев, который так и не закончил Литературный институт, ещё сотни тысяч солдат – все сыновья. И твой сын, дай Бог ему здоровья, защитник частички земли Русской.

– Можно тогда, Богдан, стихами закончить. Ведь ты видел всех через призму поэзии? Чтобы мостик сохранился… Как у речки Колочи…

– Конечно, мама…

Той России не знала

В золотых куполах

С широтой величавой

И с душой нараспах!

Или знала – забыла?

Иль привиделась мне

Величайшая сила

В беспредельной стране?

Да по этим просторам,

Что умом не объять,

По тебе ли, Россия,

Буду я тосковать?

От берёз, и от елей,

От глубоких снегов,

От морозов, метелей,

Гор, полей и лугов

Моя сила – по жилам,

От глубоких корней!

Ту Россию забыла

Или помню о ней?

Это сон неизбывный,

Так зачем же опять

О России в России

Русской мне горевать?!

Большая чёрная птица

1 ГЛАВА

Дождливое уральское лето 2022 года…

Надежда умирает последней.

Любовь ушла первой, на улице, неожиданно. Вера ушла, оставшись одна, при весьма загадочных обстоятельствах…

Тетка Надежда прожила долгих 96 лет. Ни правнуков, ни внуков у нее не было, потому что детей в свое время не случилось. По официальной версии бездетность

наступила от тяжкого стахановского труда на заводе в годы войны, по неофициальной – от неуемной гульбы, называемой в народе по-другому… Как бы там ни было, к концу жизни Надежда не пускала к себе никого. Дом она по наивности отписала какому-то проходимцу и доживала век свой в маленькой квартирке на втором этаже двенадцатиэтажного дома. Были ли там иконы, как у всякой добропорядочной бабки, сказать трудно. Это были скорее картинки из журналов и календари, которые вроде бы изображали лики святых, но не несли того светлого духа, что исходит от настоящих икон.

Когда пришло ее время, Надежда заперлась понадежнее и затихла… Приходившая раз в три дня женщина – социальный работник, почувствовав неладное, вызвала МЧС. Бронированная дверь не поддавалась, благо второй этаж, – вместе со спасателями она проникла через балкон. Надежда торжественно возлежала на высоких подушках, на лице блуждала загадочная улыбка.

– Надежда Александровна, давайте мы оформим вас в больницу?

– Не-е-т, милая, нельзя мне в больницу. Здесь мне быть надо.

– Давайте хоть посмотрим, все ли документы в порядке в случае чего. Извините, конечно. Где у вас документы?

– В ящичке-е, – протянула бабулька.

– Но…он же заперт, – женщина подёргала ручку указанного ящика, думая, что заело, растерянно повернулась к своей подопечной.

– А ключик-то я вам не отдам, – хитро подмигнула Надежда…

Когда вскрыли квартиру, душа Надежды уже была далеко. В закрытой изнутри квартире были видны следы борьбы: какие-то черные пёрышки, возможно, из старинной перины, рядом с кроватью валялся пустой стан, ящичек с документами был взломан, но все бумаги даже не тронуты. Сквознячок из приоткрытой форточки обдувал недовольное лицо покойной, искусственные лики святых равнодушно глядели с прошлогодних календарей.

2 ГЛАВА

1917

Анне было всего тринадцать. Но она уже вполне оформилась, забутела и, конечно, влюбилась в балагура и весельчака – подпаска Ваську. Но Степан Петелин, отец Анны, давно сговорился с зажиточным Александром Кичигиным, управляющим на прииске, что отдаст дочь, как только девка войдёт в сок, за его вдового старшего сына. Не беда, что тот в два раза старше, главное – путем родства совместятся их капиталы. Сговор состоялся.

Анна бежала во всю силу молодых ног. Оставалось совсем немного до околицы, а там со стадом Васька, он обязательно что-нибудь придумает! Но, словно из-под земли выросла грузная могучая фигура отца, он ухватил дочь за густую длинную косу. Анна ещё пыталась сопротивляться, но понимала, что это бесполезно…

Намотав на веснушчатую волосатую руку крепкую косу дочери, Степан почти волок девушку.

«Дура! От счастья своего бежишь! Что ж ты, это удумала, Анна Степановна?! Такие деньжищи у мужика твово будут. Как сыр в масле кататься будешь, вся басенька да ладненька! Дура-бабёнка, к голыдьбе Ваське побежала!» – так приговаривал старший Петелин, пока тащил дочь под венец…

Мог ли он знать в своей уральской глухомани, что полгода осталось до того времени, когда мир перевернётся с ног на голову. Все нажитые им и его сватом Кичигиным капиталы национализируют, их самих, как тогда говорили, раскулачат. Анна и Александр, повенчанные ради этих капиталов перед Богом, будут жить дальше, как рядовые рабочие одного из уральских приисков… Правда Феня, бабка Анны, завернув самородные слитки в грязную тряпицу, успеет убежать в какое-то своё тайное место в тайге. Но по дороге обратно разум её немного помутится, и она будет до конца жизни тихонько бормотать о чёрной птице, закрывшей клады…