Линия фронта прочерчивает небо
Шрифт:
Молоденькая санитарка отвела их в палату, где лежала Дао.
— Кажется, она еще спит, — прошептала девушка. — Давайте мне мальчугана, лучше ему сначала обождать здесь.
Койка Дао стояла у окна, выходившего на террасу. Окно было открыто. В просторной палате стояло несколько коек. Это была послеоперационная. Больные — бледные и усталые — лежали молча, лишь изредка кто-нибудь негромко стонал. Лыонг тихонько подошел к железной койке, прикрытой пологом. Дао спала, побледневшие веки ее были неподвижны. Он взглянул на висевший у изголовья
Лыонг вышел обратно на террасу.
— Эту ночь она спала хорошо, — сказала санитарка.
— Температура почему-то не падает.
— Врач сказал: теперь надо опасаться осложнений. Но состояние у нее неплохое. Посидите здесь с ребенком. Она скоро проснется.
Он взял Шона на руки, вышел во двор, сел на скамейку рядом с цветочной вазой и пустил племянника поиграть. Посидев, он снова поднялся на террасу и заглянул в окно.
«Кажется, Дао приподнялась на постели…»
Осторожно открыв дверь, он вошел в палату. Дао тихо стонала. Он подошел к ее койке. Она повернула голову, протянула руку, подняла край полога. Лыонг нагнулся, взял у нее сетку и подтянул к раме. Глаза у Дао радостно заблестели.
— Брат, ты? — прошептала она.
Он кивнул.
— Я приехал сегодня ночью.
Она снова закрыла глаза, губы ее легонько дрогнули. Открыв глаза, она огляделась, словно ища кого-то.
— Тебе что-нибудь нужно?.. Я привел Шона, он играет во дворе.
— Позови, пожалуйста, санитарку.
Он пошел в комнату дежурных и отыскал там знакомую девушку. Пока она хлопотала у постели сестры, он вышел во двор за Шоном. Малыш подкрадывался к стрекозе, шевелившей радужными крылышками на зеленом кусте.
— О, господи! Ну-ка, пойдем вымоем руки, а то нас к маме не пустят.
Лыонг взял его на руки и отправился на поиски водопроводного крана. Когда они вошли в палату, Дао успела уже умыться; несколько тонких прядей волос прилипли к ее влажному лбу. Она не казалась уже такой болезненной и бледной.
Шон, едва завидя ее, сполз на пол и прижался лицом к ее щеке. Дао поцеловала сына, пригладила его растрепавшиеся волосики. В уголках ее глаз показались слезы.
— Шон, не надо утомлять маму.
Лыонг снова взял его на руки. Дао едва заметно улыбнулась:
— Он, наверно, тебе докучает?
— Чего там, мы ведь оба мужчины, правда, Шон?... Он молодец. Ты за него не волнуйся. Я договорился с Туйен: завтра отвезем его в деревню, к ее старикам. Ньону я, как уйдем отсюда, сразу дам телеграмму. Ты-то как себя чувствуешь? Полегче стало?
Она кивнула, закрыла глаза.
Санитарка принесла стакан горячего молока, присела на койку и стала кормить Дао из ложечки.
— Сегодня у вас счастливый день. Теперь надо стараться кушать побольше, все съедать до конца, чтоб скорее поправиться и вернуться домой, к сыну. Если что понадобится, позвоните мне,
Допив молоко и проводив глазами санитарку, Дао спросила негромко:
— Ты сразу обратно?
— Да нет, пробуду здесь весь день, завтра уеду. Ребята все просили тебе кланяться. А Ви, наш комиссар, послал сгущенки.
— Не забудь их поблагодарить. Ты теперь, когда уедешь… — Она подняла на него глаза. — Как ты находишь Туйен?
— Она очень хороший человек, чудесный! Дао помолчала, но вдруг улыбнулась, и в глазах ее промелькнули искорки.
— Янки так и остались с носом. Плотина-то наша цела… Да, ты не давай телеграмму, он будет там беспокоиться… я после сама напишу…
Должно быть, разговор ее утомил. Она закрыла глаза.
Лыонг провел в больнице все утро. Когда они поднялись наконец по лестнице домой, было начало двенадцатого. Шон заявил, что он очень голоден. К счастью, от завтрака осталось немного рису. Малыш заморил червячка, а Лыонг отправился на балкон, намыл рису и стал кашеварить.
После обеда он уложил Шона и обмахивал его веером, пока тот не уснул. Тогда он расстелил свою постель, улегся и сам не заметил, как задремал.
Его разбудила сирена и взрывы, от которых ходуном заходили стены. Он выскочил на балкон. Прямо над головой, в слепящих лучах солнца тянулись круглобокие оранжевые облака, словно продернутые длинной белой нитью. Слышался гул самолетов. На большой высоте — тысяч десять метров — появились два крохотных пятнышка дыма, стремительно вытянувшихся в долгие черные дуги.
«Драпают на форсаже…»
Впереди них и по бокам повисли белые шары разрывов. Одна дуга сломалась, крученым отвесом пошла к земле и исчезла.
«Первому — крышка!…»
Зенитки вели огонь безостановочно. Длинные кусты разрывов все гуще вырастали над пригородом. Группы «фантомов» черно-серыми силуэтами промчались вдали над самыми крышами и пропали среди деревьев. К небу взлетел столб пыли и желтоватого дыма. И вдруг в гром канонады и рев «фантомов» ворвался привычный гул. Повернув голову, Лыонг успел заметить серебристо-белый МиГ, мелькнувший между кровлями.
Он снова взглянул туда, где только что взорвались бомбы. Пушки умолкли. На ветру медленно таяли следы разрывов. Белыми молниями сверкнули набиравшие высоту МиГи и исчезли.
Через несколько минут загудела сирена: отбой! Лыонг вернулся в комнату. Шон спал, как ни в чем не бывало.
«А я уже чувствую себя здесь совсем как дома! Теперь, пролетая над Ханоем, всегда буду искать среди океана крыш свою, единственную…»
МиГи вернулись и сделали круг над городом.
Лыонг присел, потом заходил взад-вперед по комнате. Он вдруг почувствовал, что ждет не дождется, когда вернется Туйен.
Услыхав быстрые шаги на лестнице, он вскочил и отворил дверь. Туйен, сняв с плеча винтовку, поставила ее в угол.