Линия жизни
Шрифт:
– Ты уже приговорил их? Говоришь в прошедшем времени?
– Им не выжить.
Русанов покачал головой.
– Ты совершенно не понимаешь нас, морф. Думаешь, я смирился, сижу и созерцаю космос в ожидании смерти?
– Разве не так?
– Я еще жив! – сипло выдохнул Русанов. – И нахожусь в здравом уме. Значение гравитации не изменилось. Значит, планета на месте, иначе Н-болг уже разорвало бы на части.
– Станцию нужно переместить!
– Эту рухлядь?! – Русанов усмехнулся. Морф в полном отчаянии. Это хорошо. – Н-болг не выдержит, – он сознательно подлил масла
– Ты говоришь так, потому что умираешь!
– Нет, Хорс. Я трезво оцениваю шансы. И умирать мне рановато. Еще поживу. И ты мне поможешь в этом!
Ц’Ост заметно напрягся:
– Каким образом?!
– Ген морфа. Ты привьешь его мне. Мы совершим сделку. В обмен ты получишь надежду выйти живым из этой передряги.
– Откуда тебе известно о гене морфа?! – Хорс даже не пытался скрыть удивления и замешательства.
– Неважно. Ты ведь хочешь спастись?
– Ген морфа… – Ц’Ост занервничал. – Он тебе не поможет! Ненадолго приостановит неизбежное. Ты слишком стар. Процессы регенерации не начнутся.
– Неважно. Сколько ты мне гарантируешь?
Хорс задумался.
– Пару месяцев. Не больше.
– Этого вполне достаточно. Еще от тебя потребуется хондийский корабль и соответствующие улучшения его бортовых систем, чтобы тот поддерживал мою жизнь.
– Ты все же сошел с ума! Ген морфа и космический корабль в обмен на надежду? Что такое «надежда»? Слово вашего языка! Звуки!
– Одно слияние, Хорс. Я его выдержу. Перемещать станцию – вот настоящее безумие. Разрушения слишком велики. Конструкция не выдержит. Но есть другой вариант спасения – «Прометей».
– Его не нашли.
– Плохо искали!
– В лучшем случае корабль дрейфует где-то на окраине системы!
– Знаю! Лететь долго. Искать сложно. Но я готов рискнуть.
– Говори яснее, хомо! В твоей решимости нет смысла! «Прометей» разрушен!
– Дай мне способ управлять хондийским кораблем, питаться от его подсистем, и я отыщу колониальный транспорт! Степень его разрушений не имеет значения. Гиперпривод цел, я это знаю наверняка! Остальное восстановят сервы.
– А мы?
– Все обитатели станции должны ждать моего возращения под защитой стазиса!
Морф задумался.
– Твой план не одобрят. Шанс очень мал.
– Мне не нужно ничье одобрение. Это моя жизнь, мой риск! Моя альтернатива медленной и мучительной смерти! Иди, Хорс, и подумай хорошенько. Такие предложения не делаются дважды.
Морф, озадаченный и сбитый с толку, встал.
– Я буду думать. – Он обернулся. – А хомо согласятся уйти в стазис?
– Не сомневайся. Они лучше твоего понимают, что такое надежда.
Дверь за Ц’Остом плавно закрылась.
– Он согласится. – Русанов обращался к призраку, силуэт которого снова возник в отсеке. – Координаты точны?
– Орбиту «Прометея» удалось вычислить с минимальными погрешностями. Но вам придется переговорить с Глебом Полыниным и Мишель. Ввести их в курс дела.
– Я рассказал бы им в любом случае.
– Хорошо. Потребуется их помощь. На борт хондийского корабля нужно загрузить
– Нет.
– От вас теперь зависит жизнь многих. Вторично выйти на связь я уже не смогу. Корабль в заданную точку пространства необходимо вывести ровно через сто пятьдесят четыре года. Все данные для расчетов будут загружены вам через модуль технологической телепатии.
– Ты вернул меня к жизни, Егор. Я этого не забуду. Никогда. Готовьте эвакуацию. Все инструкции выполню в точности. Не дрогну. Не подведу.
Система Пандоры…
В глубинах пространства далеко за орбитами планет дрейфовал космический корабль.
Движением скитальца управляли силы гравитации. Маршевые и маневровые двигатели молчали. На протяжении многих лет он постепенно терял скорость и вскоре, уподобившись кометам, должен был повернуть вспять, навстречу холодной искорке далекого солнца.
Внешне корабль выглядел мертвым и нефункциональным. Когда-то им управляла воля людей, покинувших Землю в поисках новой родины, но теперь огромный электронный мир лишился смысла и предназначения. На месте крепления отделяемых криогенных модулей сочились тьмой пустые технологические ниши. Затхлая, разреженная, уже малопригодная для дыхания атмосфера наполняла отсеки и палубы. Некоторые подсистемы корабля продолжали работать, но, не получая команд, они не могли повлиять на ход событий – отдельным кибернетическим блокам не дано заменить людей.
Казалось, участь покинутого колониального транспорта ясна. Отработав ресурс, получив значительные повреждения в давней схватке, он стал пленником гравитации, был обречен один раз в столетие сближаться со звездой, пересекая орбиты планет, чтобы промелькнуть на ночном небосводе яркой искрой, на миг привлечь внимание далеких потомков своего экипажа и снова кануть в бездне пространства.
Он еще дышал. В недрах корабля тлели сигнатуры реакторов. В грузовых консервационных хранилищах ждали своего часа технические сервы и планетопреобразующие роботизированные комплексы. Изредка в стылом желтоватом сумраке пустых коридоров раздавался сиплый шелест, приоткрывались двери отсеков, системы регенерации выдыхали облачка воздуха, но он тут же превращался в хлопья снега или оседал на стенах замысловатыми узорами инея.
В эпоху высочайших технологий судьбы машин остаются прежними. Пока они нужны людям, их часто одухотворяют, наделяют именами, их любят, ими дорожат, но наступает момент – и в силу различных обстоятельств наши любимцы уходят в прошлое. Всеми забытые, они пылятся на чердаках, ржавеют на свалках или бесследно исчезают в пучинах космоса.
Русанов медленно приходил в себя.
Дезориентация была полной. Чужеродные бионические системы, поддерживавшие жизнь в одряхлевшем теле, не гарантировали успех, и даже привитый ему ген морфа не смог радикально повлиять на состояние здоровья.