ЛиПа
Шрифт:
забренчат под волчий вой!
Байрон, Лермонтов и Пушкин —
все ушли по кочевой.
(Юрий Павленко. Свет полевой)
С детства лорд дышал неровно
на края, где спит заря.
Про цыганского
оперетка есть не зря.
Пушкину недаром снились
ветры полудённых стран,
потому что абиссинец —
это то же, что цыган.
Клял и Лермонтов столицу,
жаждал, саблею звеня,
черноглазую девицу,
черногривого коня.
В нашем времени жестоком
мне не мило ничего.
Я прощусь с Владивостоком
и уйду по кочевой.
Мы не виделись давненько.
Кони по уши в росе...
Байрон, Лермонтов, Павленко,
Пушкин!.. Ну, как будто все!
И больно мне, и странно,
И не могу я, право, не грустить,
Что в час тоски-кручины окаянной
Рук в шевелюру мне не запустить.
И в чём тут дело?
Льётся ль с неба стронций,
Прорвавшийся сквозь звездные миры,
Иль выжигает яростное солнце
Последние весёлые вихры?
(Владимир Перкин. Костёр отца)
Как больно, милая, как странно —
Простые жесты мне не по плечу:
Волос не причесать при всем старанье
И не пригладить непокорный чуб.
Причёске не хватает матерьяла,
А звёздный ветер по земле метёт.
Да, голова немало потеряла
И вряд ли вновь защиту обретёт.
Конечно, можно всё свалить на стронций,
На ЦРУ, наследственность, вино,
На бремя славы, на жену, на солнце...
Но я-то лучше знаю, что со мной.
Разгадка кроется в одной причине:
Когда порою не хватало сил
На творческий подъем — в тоске-кручине
Я акт возмездья над собой вершил.
Как больно было, милая, как странно...
Вблизи —
И отойдёшь — черты нерезки.
Разъято время, как лапша,
На произвольные отрезки.
(Александр Плитченко. Любовь к снегу)
Утратил объективный мир
Взаимосвязь и постоянство,
И, как в универсаме сыр,
В куски изрезано пространство.
Пампасы, тундру и пески
Творил Господь неделю в поте,
И плавают материки,
Подобно ягодам в компоте.
Шутить со временем нельзя,
Как с мошкарой иль облысеньем.
Мои вчерашние друзья
Все расфасованы по семьям.
Прогресса цепкая рука —
Разъятий новых предпосылка.
Плотиной заткнута река,
Как недопитая бутылка.
И зверя рёв, и птиц фальцет
Уходят, как пальто из моды.
Что от белка желток в яйце,
Отделены мы от природы.
В стихи засунуты слова,
Как в отделенья патронташа
Иль как в поленницу дрова...
Лишь в голове — сплошная каша.
Как будто лешие следят
Из всех расселин.
Иль оборотень сторожит
За поворотом, —
И вот душа твоя дрожит...
– Откликнись!.. Кто там?!
А там, у вырубки глухой,
Вдали от тракта,
Стоит, обрызганный росой,
Лесхозный трактор.
(Фёдор Ракушин. Царь-ягода)
Тот лес, что мне давно знаком,
Как будто вымер:
Не встретишь оборотня в нём
И нет кикимор.
Глухой тропинкою пройду