Липкий киллер

Щеглов Дмитрий

– Допел? – спросил Фитиль, сглотнувший слюну. – Не успел? Утонул?

– Дурак ты, Фитиль, вот же он я, живой.

– Как же ты выбрался?

– Вот и слушай. Как только запел я «Коробочку», медведь пошел вприсядку. Понял я, что он или с цыганами ходил по деревням, или когда-то в цирке выступал, поэтому его и тянет к человеку. Только он боится людей, думает, убьют, чучело сделают, а на шкуре валяться с девками будут, вот и не подходил. А когда я запел, он меня, видно, за своего принял, голос-то у меня хороший, в полку я солистом был. Я пою, а медведь идет и идет ко мне, все ближе и ближе. Перестал я петь, он остановился и назад посмотрел.

– Ну, – из горла Фитиля раздался хрип.

– Что «ну»? Я снова

запел. Пусть, думаю, под присядку медведя умру. На том свете расскажу – черти не поверят. А медведь подошел к краю болотца и смотрит на меня стеклянными глазами. Глаза у него были какие-то неживые, нехорошие глаза. А сам весь седой. Я знаю теперь, какие глаза у смерти – стеклянные. А мне осталось жизни три минутки, вот как сигарету выкурить. Давай еще по одной покурим, – предложил рассказчик.

– Седых медведей не бывает, – недоверчиво сказал Фитиль.

– Бывает, еще как бывает. Голова у него была седая и шкура от загривка как инеем покрытая.

Я видел, как Фитиль дрожащими руками подносил спичку. Витек сделал глубокую затяжку и продолжал.

– Затосковал я, брат, перед смертью. Но собрался с духом и запел песню «Варяг». Еще бы станцевал, да ноги в болоте. Только смотрю, а мой Мишка березку гнет. У меня, не поверишь, Фитиль, волосы дыбом стали, как подумал, что спастись смогу, а сам думаю, вдруг не получится у него или кто его напугает. Как в воду я глядел: не согнул он в дугу березку, не получилось у него ничего.

– Как? – Фитиль чуть не лишился чувств.

– А так: треснула березка, сломал он ее и прямо мне по башке. Переломил он ее у основания. Увидел, что сделал свое дело, перекувыркнулся на прощанье и убежал.

– А ты?

– А что я, вот он живой, вылез по стволу, лежу на бережку и боюсь деревце из рук выпустить, во как напугался. После этого неделю не ходил в лес. Вы вот замотали, мясо кончилось да мясо кончилось, на рынке покупать дорого. А я вам что, мясокомбинат?

Фитиль сидел под деревом съежившись, подтянув под себя ноги. Он весь был в лесной трагедии.

– Витек, как ты думаешь, а тот медведь, что свалился мне на голову, не твой был? Зачем он тебе ружье разбил? За убитого лося, да? Он тебе по морде только один раз дал?

– Я об одном только жалею, – сказал рассказчик, вставая с земли и отряхивая брюки, – что он, Фитиль, и тебе по морде не дал, убежал ты рано, поторопился. Вставай, хватит прохлаждаться, полезли на лабаз курочить твои колоды.

– А медведь? Медведя ты будешь стрелять?

– Дурак ты, Фитиль, медведь тебя, такого вонючего, за версту, чует. Он и близко сегодня к полю не подойдет. Хотя чем черт не шутит. Я полезу наверх, возьму винтовку и колоды тебе буду подавать, а ты внизу ломай их и соты в бочки складывай, пасечник хренов.

У Фитиля в ответственный момент, как всегда, нашлась причина, чтобы оттянуть хоть на часок начало разбоя. Он заскулил:

– Пчелы жалить начнут, сетку на лицо надо было сделать. Забыли. Занавесками можно обмотаться.

Витек расхохотался и вытащил и кармана защитную маску, которую с утра до вечера показывают по телевизору, и мотоциклетные очки.

– У меня есть, я запасся.

– А мне?

– Пчеловодов они не кусают, – довольный шуткой, Витек натянул маску на голову.

Фитиль форменным образом взвыл.

– Витек, сходим домой, полчаса туда, полчаса обратно, я тоже как человек буду.

– Никогда ты, Фитиль, человеком не будешь. Всю жизнь будешь шакалить. Черт с тобой, пошли, пить что-то захотелось.

От дерева отделились две тени и направились к деревне.

Глава X. Пестун Данила

Как же я обрадовался, что они мне оставили лестницу. Я решил подождать, пока они отойдут подальше, и начать спускаться. На этот раз глупостей я не собирался допускать. В настиле было вырублено

небольшое углубление, выемка, куда я передвинул торчащий ствол дерева. Времени у меня было с запасом час. Я мог свободно выучиться, как обезьяна, подниматься и спускаться по стволу-лестнице. Неожиданный подарок со стороны бандитов сыграл со мной плохую шутку. Я злился на Данилу. Не может быть, чтобы он не был где-нибудь рядом. Неужели он не видел, как я завис на помосте? Когда бандиты отошли подальше, я осторожно постучал по стволу дерева. Если он где-то рядом, то должен услышать меня и поддержать лестницу. Я прислушался. Тишина. Только потревоженные пчелы стали гудеть у летков. Теперь я постучал прикладом карабина по настилу. Такой звук мог не услышать только глухой. Внимательно всматриваясь в сгустившиеся сумерки, на светлом фоне поля я увидел приближающееся темное пятно. Вот он, скотина, идет. Только почему со стороны леса? Когда я вгляделся, дрожь прошла у меня по всему телу. К липе вместо Данилы медленно косолапил Мишка. За разговорами двух бандюков, я забыл, что видел в поле медведя. Вот влип так влип. Я стал топать по настилу, думая испугать шумом медведя. А тот, как танк на окоп, пер на лабаз. Волосы сами собой встали ежиком. Я постучал сильнее. Бесполезно. Медведь нырнул в тень дерева, под лабаз. Я боялся свесить голову и выглянуть вниз. Вдруг я услышал, как медведь скребется по стволу-лестнице. Прикладом карабина я выбил ее из выемки, и, как в прошлый раз, лестница поехала вдоль досок и скатилась в траву. Фу, хоть на время я обезопасил себя. А медведь зарычал и стал скрести по стволу липы. Какой длины у него когти, не знаю, но звук доносился чудовищный. Находясь наверху, я чувствовал себя в относительной безопасности. Как же отогнать медведя? Набравшись храбрости, я свесился вниз, стараясь рассмотреть, что же он делает. А медведь, схватив отброшенную мной ствол-лестницу, раскачивал ею стенобитки. Потревоженные пчелы начали вылетать из ульев. Много я сегодня слышал рассказов про медведей, но такого умного видел первый раз. Таким оригинальным образом он меня выкуривал с лабаза. Если пчелы сейчас разлетаются, мне останется или прыгать в лапы к нему, или быть до смерти покусанным.

– Ах ты скотина, что же ты делаешь? – зарычал я на него сверху. – Пшел вон.

Медведь сразу образумился и отбросил в сторону ствол.

– Макс, ты, что ли?

Мишка заговорил голосом Данилы. Я чуть не полетел головой вниз. Я ожидал чего угодно, но такого!..

– Данила?

– Я! Ты что там наверху делаешь? А где Фитиль и Витек?

– Лестницу давай скорее, дурак, – стал я на него ругаться. – Держи крепче.

Как только ствол лег на прежнее место в выемку, я стал быстро спускаться. Мне не личило дальше оставаться наверху. Через пару секунд я стоял на земле. Данила принял меня в медвежьи объятья.

– Я тебя по всему лесу обыскался. Ты чего обратно залез? А где бандюки? Ты карабин спрятал уже? – вопросы так и сыпались из него. То речь тягомотина, слова клещами вытягиваешь, а тут пулеметом строчит.

– Наверху карабин, я его на помосте забыл, – раздраженно сказал я. Как приятно выместить на друге весь пережитый страх.

– Ты что, дурак? – спросил меня Данила. Ему-то что, он не переживал, не сидел на помосте. Паршивый планчик состряпал, а ты, Макс, претворяй его в жизнь. Еще обзывается, нахал.

– Лезь сам, он с краю лежит, – я ему предложил со зла слазать на лабаз.

Данила беспрекословно стал вылезать из медвежьей шкуры.

– Тьфу, – сплюнул я. – Стой уж, подстрахуй.

Данила вцепился в импровизированную лестницу. Я снова стал карабкаться наверх. На этот раз все получилось быстро и хорошо. Если я завтра еще немного потренируюсь, буду без рук взбираться и опускаться с него с настила. С карабином в руках, наконец, я стоял у подножия липы. Десятиминутная операция растянулась на два часа.