Липовый барон
Шрифт:
В общем, налажали. Пропустили оленя. Давайте я вам не буду передавать маты загонщиков. Было бы высшее дворянство, они бы, наверно, что-то бурчали себе под нос, ну, это когда офицер шепчет, а ты по губам у него читаешь отборные ругательства и даже различаешь их склонения.
Впрочем, никто кроме загонщиков нас не материл. Все такие же охотнички собрались. Пара дам вообще неплохо провели время, судя по их помятым платьям. А вы что думали? Вы что, всерьёз считали, что дворянство на охоте охотится?!
Из дальнейшего я помню, как тихонько рыгал в кустах. Желудок освобождал без палева, запалят – так дальше не нальют, а у меня по пьяни появились планы на брюнетку.
Вышел я из кустов,
Ну, что же вы завыли песни?! Я вот не понимаю, зачем на охоту брать музыкантов. Чтобы на тягу к прекрасному зверь лучше ловился? Ещё больше не понимаю, а зачем вообще музыканты на охоте?! Тут как поддали, то каждая скотина с золотой цепью вырывает музыкальные инструменты из рук профессионалов, чтобы показать обществу свой высокий гений!
Звучит это примерно так: «Я – дворянин! Я умею петь и играть! Счас я вам спою! Даме, поразившей меня в самое сердце, посвящается!»
Ты уж, клоун, определись, в какой орган тебя там дама поразила, впрочем, сам узнаешь через две недели, как закапает с конца.
Самым неприятным был момент, когда меня попросили сыграть. А что я вам могу исполнить? Мой инструмент – бубен, да и то не музыкальный, а тот, который с лишними зубами.
Я не помню, как там отнекивался. Помню, что меня всё-таки вывели из себя. Не считайте меня полным дегенератом, что начал пьяным прыгать с кулаками на высшую знать. Я же не самоубийца!
Хотели песен – будут вам песни! Пусть не умею играть, моё исполнение вы точно запомните! Не подумайте, что я сразу что-то выдал на бис.
Это я-то?! Я – пьяный?! Да я только на пару минут задумался над репертуаром. Ещё минут восемь пытался перевести с русского на местный. Сбивался в переводе, забывал слова и всё в том же духе.
А теперь – самое главное! Я не умею играть не то что на местных инструментах, но и на гитаре. Ты можешь хоть жопу наизнанку вывернуть, но руки у меня не для струн. Если вы думаете, что неоднократно сломанными пальцами можно хорошо играть, то я даже не знаю, что вам сказать…
Вы думаете, как я пел?! Тупо стучал ритм по корпусу местной балалайки и завывал то, что я там напереводил. Спел, как спелось, со всеми погрешностями моего небогатого лексикона. Честно говорю, старался. С учётом песни, что исполнял, это показатель того, что я уже был в мясо.
Каждый придурок в реконструкции знает «Дорогу панцирной пехоте», но обычно не в курсе, чья это песня. «Пехота» – это уже неофициальный гимн реконсов. Автор песни – Максим Брагин, широко известный в узких кругах Легенда из города Мурманска. Другие его песни достаточно известны среди ролевиков и реконструкторов, правда, часто их приписывают другим.
В общем, я тупо орал «Пехоту». Песня, для исполнения которой не надо быть великим музыкантом. Её можно петь, а точнее, кричать, а капелла. Песня простая и циничная, наверное, поэтому дивные поют её шёпотом, чтобы по шапке не надавали.
Под железный топот ног Не останется дорог, Под забралом – перегар, А в ладонях – скимитар. Хей! Дорогу панцирной пехоте! Хей! Дорогу панцирной пехоте!Всю песню приводить не буду, достаточно и того, что там есть строчки про рыцарей, которым ломали хребты; глотки, которые постоянно жжёт кагор; закон мечей и прочие прелести войны.
Песня оставила смешанные чувства. Юдусу и ещё нескольким дворянам понравилось, а дамы поджимали губы и кривились, когда думали, что я не вижу. Ну, так дело не пойдёт. Я тут глаз положил на брюнетку, надо как-то срочно исправлять своё положение.
В голове вертелось разное. Нет, чтобы я взял что-нибудь из творчества Высоцкого,
Но блин! Меня уже на песнях Легенды переклинило. Спел его «Ёлочки-иголочки».
Опускается на голову горе смрадное птицей-бедой. Умывали добры молодцы лики свои ключевою водой. Не резвиться ясну соколу в блёклых небесах, Кровь стучала цветом маковым по вискам. Благословляли нас ёлочки-иголочки, А растворялись мы, как птицы в облаках, А хранили нас снежные иголочки Белым холодом да чёрным солодом. Кто пойдёт во поле ратное, взявши булат да очи закрыв? Кто взлетит на солнце красное, травами прикрыт да кровью остыв? Чем заплатим цену красную за огонь да за милый хлеб? Кто вернётся обратно в дом, кто возьмётся за плуг, кто возьмёт в руки серп? Провожали нас ёлочки-иголочки, А уходили мы, как птицы в облака, А крестили нас снежные иголочки Чёрным холодом да красным золотом. О чём поплачут наши матушки горькой слезой да чистой росой? Будут зарастать раны рваные мягкой травой да пылью дурной. Маков цвет алым пламенем полыхнёт, разорвав глаза, Дождь прольётся алой капелькой, сталью сверкнёт гроза… Хоронили нас ёлочки-иголочки, А умирали мы, как птицы в облаках. Отпевали нас снежные иголочки Лютым холодом да жжёным оловом [58] .58
Олово, как и кипяток, свинец, смолу, использовали при обороне крепостей, расплавленными лили на штурмующих крепости врагов.
Я не спорю, что это наивно – навязывать своё мировоззрение людям, которые к этому не готовы. И это глупо – выкладывать душу перед теми, у кого её нет. Не отрицаю, что был пьян. И самым лучшим исполнителем себя не считаю. Даже готов признать, что хреновые из меня и музыкант, и переводчик.
А вот в одном я поспорю! Не сметь плевать мне в душу и говорить, что моя песня – это «завывания крестьян»! Я не понял! Повтори-ка! Что ты говоришь?! Моя песня о крестьянах, которые хотели стать дворянами?! Ты уверен, мальчик, что ты это думаешь?! Не плюй мне в душу, скотина!
Я не знаю, чем бы это закончилось. В итоге, конечно, случился бы песец. Всё шло к дуэли, а я, учитывая моё упитие, мог и не посчитаться с тем, что молокосос – барон, а я лишь бастард, причём – самозванец.
Мне в тот вечер повезло. Нашлось кому урезонить малолетку кроме меня. Как ни странно, мой корявый перевод песни понравился дамам. Хотя, может, и не перевод, кто в их головах разберётся?!
Говорят, единственный мужчина, который понял, как мыслят женщины, ещё долго бегал по улицам голым и кричал: «Это так просто!» Так было до тех пор, пока его не поймали и не упрятали в психушку. С той поры мужчины не могут понять женщин, а те, кто понимают, ничего уже не скажут. Из дурки сложно докричаться до общества.