Лирика

Ахматова Анна Андреевна

«Чем хуже этот век предшествующих? Разве…»

Чем хуже этот век предшествующих? РазвеТем, что в чаду печали и тревогОн к самой черной прикоснулся язве,Но исцелить ее не мог.Еще на западе земное солнце светит,И кровли городов в его лучах блестят,А здесь уж белая дома крестами метитИ кличет воронов, и вороны летят.Зима 1919

«Теперь никто не станет слушать песен…»

Теперь никто не станет слушать песен,Предсказанные наступили дни.Моя последняя, мир больше не чудесен,Не разрывай мне сердца, не звени.Еще недавно ласточкой свободнойСвершала

ты свой утренний полет,А ныне станешь нищенкой голодной,Не достучишься у чужих ворот.1917. Конец года

«По твердому гребню сугроба…»

По твердому гребню сугробаВ мой белый таинственный дом,Такие притихшие оба,В молчании нежном идем.И слаще всех песен пропетыхМне этот исполненный сон,Качание веток задетыхИ шпор твоих легонький звон.Март 1917

«Мурка, не ходи, там сыч…»

Мурка, не ходи, там сыч [1] На подушке вышит,Мурка серый, не мурлычь,Дедушка услышит.Няня, не горит свеча,И скребутся мыши,Я боюсь того сыча,Для чего он вышит?1911

1

«Мурка, не ходи, там сыч…» – единственное стихотворение из «Вечера», которое А.А. Ахматова случайно включила в рукопись «Подорожника». Она скиталась по чужим «углам» и, видимо, не имела под рукой книги «Вечер».

«Теперь прощай, столица…»

Теперь прощай, столица,Прощай, весна моя,Уже по мне томитсяКорельская земля.Поля и огородыСпокойно зелены,Еще глубоки воды,И небеса бледны.Болотная русалка,Хозяйка этих мест,Глядит, вздыхая жалко,На колокольный крест.А иволга, подругаМоих безгрешных дней,Вчера, вернувшись с юга,Кричит среди ветвей,Что стыдно оставатьсяДо мая в городах,В театре задыхаться,Скучать на островах.Но иволга не знает,Русалке не понять,Как сладко мне бываетЕго поцеловать.И все-таки сегодняНа тихом склоне дняУйду. Страна Господня,Прими к себе меня!1917

«Ждала его напрасно много лет…»

Ждала его напрасно много лет,Похоже это время на дремоту,Но воссиял неугасимый светТому три года в Вербную Субботу.Мой голос оборвался и затих —С улыбкой предо мной стоял жених.А за окном со свечками народНеспешно шел. О, вечер богомольный!Слегка хрустел апрельский тонкий лед,И над толпою голос колокольный,Как утешенье вещее, звучал,И черный ветер огоньки качал.И белые нарциссы на столе,И красное вино в бокале плоскомЯ видела как бы в рассветной мгле.Моя рука, закапанная воском,Дрожала, принимая поцелуй,И пела кровь: блаженная, ликуй!1916

НОЧЬЮ

Стоит на небе месяц, чуть живой,Средь облаков струящихся и мелких,И у дворца угрюмый часовойГлядит, сердясь, на башенные стрелки.Идет домой неверная жена,Ее лицо задумчиво и строго,А верную в тугих объятьях снаСжигает негасимая тревога.Что мне до них? Семь дней тому назад,Вздохнувши,

я прости сказала миру,Но душно там, и я пробралась в садВзглянуть на звезды и потрогать лиру.Осень 1918Москва

«Течет река неспешно по долине…»

Течет река неспешно по долине,Многооконный на пригорке дом,И мы живем, как при Екатерине,Молебны служим, урожая ждем.Перенеся двухдневную разлуку,К нам едет гость вдоль нивы золотой,Целует бабушке в гостиной рукуИ губы мне на лестнице крутой.Лето 1917

«На шее мелких четок ряд…»

На шее мелких четок ряд,В широкой муфте руки прячу,Глаза рассеянно глядятИ больше никогда не плачут.И кажется лицо бледнейОт лиловеющего шелка,Почти доходит до бровейМоя незавитая челка.И не похожа на полетПоходка медленная эта,Как будто под ногами плот,А не квадратики паркета.А бледный рот слегка разжат,Неровно трудное дыханье,И на груди моей дрожатЦветы не бывшего свиданья.1913

«Бывало, я с утра молчу…»

Бывало, я с утра молчуО том, что сон мне пел.Румяной розе и лучу,И мне – один удел.С покатых гор ползут снега,А я белей, чем снег,Но сладко снятся берегаРазливных мутных рек,Еловой рощи свежий шумПокойнее рассветных дум.Март 1916

«И целый день, своих пугаясь стонов…»

И целый день, своих пугаясь стонов,В тоске смертельной мечется толпа,А за рекой на траурных знаменахЗловещие смеются черепа.Вот для чего я пела и мечтала,Мне сердце разорвали пополам,Как после залпа сразу тихо стало,Смерть выслала дозорных по дворам.Лето 1917

«Ты мог бы мне сниться и реже…»

Ты мог бы мне сниться и реже,Ведь часто встречаемся мы,Но грустен, взволнован и неженТы только в святилище тьмы.И слаще хвалы серафимаМне губ твоих милая лесть…О, там ты не путаешь имяМое. Не вздыхаешь, как здесь.1914

«Когда в тоске самоубийства…»

Когда в тоске самоубийстваНарод гостей немецких ждал,И дух суровый византийстваОт русской Церкви отлетал,Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край глухой и грешный,Оставь Россию навсегда.Я кровь от рук твоих отмою,Из сердца выну черный стыд,Я новым именем покроюБоль поражений и обид».Но равнодушно и спокойноРуками я замкнула слух,Чтоб этой речью недостойнойНе осквернился скорбный дух.Осень 1917Петербург

«Проводила друга до передней…»

Проводила друга до передней,Постояла в золотой пыли.С колоколенки соседнейЗвуки важные текли.Брошена! Придуманное слово, —Разве я цветок или письмо?А глаза глядят уже суровоВ потемневшее трюмо.1913Царское Село

«Покинув рощи родины священной…»