Лиса в лесу
Шрифт:
Они были в Мексике 1938 года
Она вновь видела облупившиеся стены кафе.
Полезным работникам Штаты разрешали проводить свой отпуск в прошлом, где можно хорошо отдохнуть. И вот они в 1938 году. Они сняли комнату в Нью-Йорке, побывали в театрах и у статуи Свободы, которая еще зеленела в гавани… А на третий день, сменив имена и одежду, они улетели в Мексику, чтобы исчезнуть там.
— Это может быть только он, — едва слышно сказала Сьюзен, глядя на незнакомца. — Сигареты, сигары, ликер выдают его с головой. Помнишь нашу первую
Месяц назад, в первую нью-йоркскую ночь, они тоже перепробовали все странные напитки, непривычные кушанья, духи, десять дюжин разных сортов сигарет — в будущем выбор был мал, там все было только для войны и война была всем. Как сумасшедшие, бегали они по магазинам, салонам, табачным лавкам и, вернувшись в свою комнату, даже приятно заболели от жадности.
Незнакомец теперь делает то же, так может вести себя лишь человек из будущего, соскучившийся по ликерам и сигаретам.
Сьюзен и Уильям сели и заказали вино.
Незнакомец рассматривал их, изучал их одежду, волосы, безделушки, походку и то, как они сидят.
— Сиди свободно, — сказал негромко Уильям. — Держись так, будто ты всю жизнь ходила в этом платье.
— Мы не должны пробовать скрыться…
— Боже мой, — сказал Уильям, — он идет сюда. Говорить буду я.
Незнакомец поклонился. Чуть слышно щелкнули каблуки. Сьюзен напряглась, как натянутая струна. Этот звук был хорошо знаком — звук, присущий войне, отвратительный и жуткий, как стук в вашу дверь в полночь.
— М-р Кристен, — сказал незнакомец, — вы не подтянули брюки, когда садились.
Уильям похолодел. Он поглядел на свои руки — они спокойно лежали на коленях. Сердце Сьюзен бешено колотилось.
— Вы ошибаетесь, — быстро ответил Уильям, — меня зовут не Крислер…
— Кристен, — поправил незнакомец.
— Меня зовут Уильям Травис, и я не понимаю, какое вам дело до моих брюк.
— Извините, — незнакомец придвинул к себе стул. — А я утверждаю, что знаю вас: вы ведь не подтянули брюки, а все их подтягивают. Если этого не делать, брюки теряют вид, вытягиваются. Я далеко от дома, мистер… Травис, общество мне просто необходимо. Мое имя — Симмз.
— Мы понимаем ваше одиночество, м-р Симмз, но сейчас мы устали. А завтра едем в Акапулько.
— Чудесное местечко. Я только что оттуда — разыскивал друзей. Они где-то… Но я их найду, непременно найду. Что, леди дурно?..
— Спокойной ночи, мистер Симмз.
Идя к двери, Уильям сильно сжал руку жены. Она не обернулась, когда Симмз крикнул им вслед.
— Да, вот еще… — он помолчал и уже медленно произнес: — Две тысячи сто пятьдесят пять.
Сьюзен закрыла глаза, земля уходила у нее из-под ног… Но и ничего не видя, она продолжала идти на сверкающую площадь.
Они заперли дверь номера, а потом она плакала, и они стояли в темноте, и комната, казалось, удалялась от них. А где-то далеко, на площади, палили петарды, взрывались ракеты фейерверка, слышался смех…
— Проклятый наглец! — сказал Уильям. — Расселся,
Автоматический жест этих дней, этого времени. Я так не сделал и выдал себя. Это заставило его подумать: вот человек, никогда не носивший брюк, он привык к военной форме будущего. Я готов убить себя за это…
— Нет, нет, это моя походка… Эти высокие каблуки, они виноваты… Наши прически, такие свежие… Все в нас необычно, неестественно.
Уильям включил свет.
— Он еще не совсем уверен и проверяет нас, поэтому мы не будем убегать от него. Спокойно поедем в Акапулько…
— А может быть, он уверен и просто играет с нами?
— Он способен на это. Времени у него хоть отбавляй. Он может торчать здесь сколько хочет и отправить нас обратно в будущее за какие-нибудь шестьдесят секунд. Или издеваться над нами, мучая неизвестностью долгие дни.
Сьюзен, сидя на кровати, вытирала слезы и вдыхала старинные запахи древесного угля и ладана.
— Они не устроят скандала, правда?
— Не посмеют. Они должны застать нас одних, чтобы втолкнуть в Машину Времени.
— В этом наше спасение! — воскликнула она — Мы всегда будем в толпе.
За дверью послышались шаги. Они выключили свет и молча разделись. Шаги удалились. Стоя в темноте у окна, Сьюзен смотрела на площадь.
— Значит, то здание — церковь?
— Да.
— Я часто старалась представить, какая она. Ведь столько времени никто не видел церквей. Пойдем туда завтра?
— Конечно. Ложись спать.
Они лежали в темноте.
Через полчаса зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Алло?
— Кролики могут спрятаться в лесу, но лиса всегда найдет их.
Она опустила трубку на место и лежала, прямая, холодная.
А там, в году 1938-м, человек наигрывал на гитаре три мелодии, одну за другой…
Ночью она протянула руку и почти коснулась 2155 года. Пальцы скользнули по прохладному пространству времени, словно по неровной поверхности, и она услышала настойчивый топот марширующих ног. Миллионы оркестров извергали миллионы воинственных мелодий, она увидела 50 тысяч рядов ампул смертоносных бактерий, ее руки тянулись к ним на огромной фабрике будущего, где она работала. Стеклянные трубки с проказой, бубонной чумой, тифом, туберкулезом. Она услышала страшный взрыв и видела, как горела ее рука, превращаясь в сморщенный чернослив, ощутила, что и сама она сжалась от удара такой силы, будто мир был поднят и брошен обратно, здания рухнули, люди истекли кровью и лежали безмолвно. Гигантские вулканы, невиданные машины, ураганы, обвалы соскользнули вниз, в эту тишину, безмолвие, и она проснулась, рыдая, в постели, в Мексике, за много лет до этого…