Лиса. Личные хроники русской смуты
Шрифт:
Почувствовать нечто особенное, к её стыду, не получилось. Лиса не ощутила ничего, кроме прежнего всепроникающего страха, пропитавшего, как ей казалось, даже застиранную до пугающей ветхости больничную одежду.
Девочка уже не торопилась — наверное, насытилась. Но, тем не менее, не отпускала, внимательно наблюдая за своей нежданной спасительницей. Беззубые дёсны всё сильнее и сильнее оттягивали кожу, причиняя нешуточную боль. Казалось, ещё секунда, и она оставит свою кормилицу без соска. Поведение грудной девочки ошарашивало и пугало, вызывая паническое желание поскорее избавиться от этой напасти, забыть её как кошмарный
Медсестра, подошедшая забрать брошенку, сразу всё поняла. Она сноровисто ухватила не отпускавшую Лису девочку за щёчки, потянула их в разные стороны, и та тут же разжала дёсны.
Вызволенная грудь саднила, словно её только что вынули из капкана.
— Я же говорила — злой ребёнок. Шайтан! Иди, да, к себе, не сиди тут…
В палате Лису встретили с холодным любопытством.
— Кормила?
— Да.
— Ещё будешь?
— Нет, — отвернувшись от всех, она улеглась лицом к стене и тут же провалилась в вымороченный, не приносящий успокоения и отдыха тревожный сон.
В этот раз ей ничего не снилось.
Утро принесло очередную неприятность: молочную маму готовили к выписке. Она что-то долго втолковывала полусонной переводчице, раз за разом повторяя одно и то же и периодически показывая подбородком в сторону Лисы, испуганно застывшей с ребёнком на руках. Переводчица кивала в ответ растерянно и с явной неохотой. Затем молочная мама в последний раз покормила своего «Михайчика», торопливо поцеловала его в пухлую щёчку, шепнула что-то в розовое ушко, легонько дунула на выбившийся из-под пелёнки светлый завиток и передала насытившегося и довольного Сашку растерявшейся матери.
И что же им теперь делать?..
Лиса была в смятении.
— В конце концов, не она, а я — твоя мать! Будешь есть, как миленький! — строго сказала она сыну во время следующего кормления и решительно придвинула его к груди.
Сашка по-прежнему воротил нос, но уже не столь категорично. Это придало Лисе уверенности, и она удвоила усилия. Сын не поддавался. Бороться с ним на глазах у всей палаты было стыдно и неприятно, но кому, как не матери знать, что для её ребёнка лучше? И, потом, если бы он вообще не пробовал грудь, был искусственником, тогда другое дело!
«Ни за что не отстану!» — решила Лиса.
В этот момент, на их общее с маленьким Сашкой счастье, в палату заглянула старенькая медсестра. Та самая, что не так давно стыдила Лису за самоуправство и даже обозвала её «воровкой». С пару минут она наблюдала за мытарствами молодой мамы и капризами не поддающегося ей строптивого ребёнка, затем укоризненно покачала головой и решительно шагнула к уже, было, отчаявшейся Лисе. Ловко зажав её сосок между пальцами, она умело вложила его малышу в рот, а тот, вдруг засосал, враз забыв о своих непонятных капризах. Лиса чуть не задохнулась от прилива самых противоречивых чувств: удивления, восхищения, восторга, — от всепоглощающего ощущения свалившегося
Она бы спряталась в нём вся, если бы это было возможно…
Убедившись, что дело пошло на лад, медсестра строго взглянула на соседок Лисы.
— А вы? Почему вы ей не показали? Откуда молодой матери знать, как правильно кормить ребёнка? И какие при этом бывают проблемы? Из-за такого равнодушия и говорят, что более жестокого существа, чем женщина, в целом свете нет! Да при таком поведении вы и не матери вовсе, а глупые самки! Вот, скажите, какой вам прок, если чей-нибудь ребёнок умрёт от истощения? Какой?.. Вон, и отказную не кормите!.. Злая, говорите?! Армянский ребёнок для вас уже не человек?! Не стыдно?! Звери — и те человеческих детёнышей не бросают, выкармливают!
Никто из женщин ей не ответил, соседки Лисы лишь поспешно отвели взгляды и растерянно зашептались. Старенькая медсестра, явно не удивлённая такой реакцией на свои слова, не уходила. Стояла, воинственно вскинув подбородок, не забывая внимательно следить за первым кормлением молодой матери и изредка озирая строгим взглядом притихших мамаш.
— Ты, дочка, помогай, помогай ему. Придерживай грудь пальцами… Вот, теперь правильно… А то, вон, нос маленькому совсем закрыла, а как ему без носа дышать?
Смаковавшая своё счастье Лиса лишь глупо улыбалась в ответ и старательно поддакивала. Всё у неё наладилось. Всё, абсолютно всё!
Об оставленной всеми брошенке она старалась не думать.
И без неё проблем хватает!
В самый разгар тихого часа Лису осторожно тронула за плечо дежурная нянечка. Потом ещё раз. И ещё… Не дождавшись внятной реакции на свои прикосновения, наклонилась и настойчиво зашептала прямо в ухо:
— Просыпайся, деточка, просыпайся, давай…
Лиса вздрогнула и открыла глаза. Спросонья ей показалось, что сейчас её опять поведут кормить отказную девочку. Сердце судорожно заколотилось, лицо и шея покрылись липкой холодной испариной. Но… пронесло. Разбудили её по вполне уважительному и даже приятному поводу.
— В окошко выгляни, там твой пришёл, — торопливо шептала нянечка. — Вот, посмотри, цветки тебе передал!.. Красивые… — и она принялась деловито пристраивать принесённые ею тюльпаны в стоявшую на подоконнике банку. Целую охапку! Очень много красных, но один, почему-то, жёлтый.
Надо было вставать и бежать к окну, под которым ждал её замечательный Саша, но не до конца проснувшаяся Лиса благоразумно медлила, собираясь с мыслями и лихорадочно прикидывая, как она выглядит? Мысли разбегались, и сообразить, что с её внешностью не так и что там, в этом «не так», можно поправить — у неё не получалось. А смотрелась она, похоже, не очень. Как назло, в палате не было зеркала…
Взгляд невольно задержался на букете.
«Какой он огромный!» — с удовлетворением отметила Лиса.