Лишь любовь разобьет тебе сердце
Шрифт:
– Ничего особенного, – говорю я. – Кладовка. Иди переоденься.
Я стою в коридоре, пока Сет не заходит в комнату моего брата. Но даже после этого я какое-то время жду, желая убедиться, что он не собирается вернуться обратно и открыть эту дверь. Дверь в комнату Мики. Интересно, знает ли он? Понял ли он все, взглянув на это фото? Или, может, в школе кто-то уже обо всем ему рассказал. Я так этого не хочу. Не хочу, чтобы он задавал вопросы о Мике. Поэтому, несмотря на то что я прекрасно умею сама завязывать тесемки на верхней части купальника, я жду Сета в коридоре. Я завязала только
Увидев меня, Сет округляет глаза. Я рада. Я хочу, чтобы он думал обо мне, только обо мне одной и ни о чем и ни о ком больше.
– Поможешь завязать? – говорю я и поворачиваюсь к нему спиной.
Я чувствую, как дрожат его пальцы, пока он возится с тесемками.
– На один или на два бантика? – едва слышно спрашивает он.
– Хватит и на один, – отвечаю я. А потом голос мой становится тихим и нежным: – Ты просто за них не дергай, а то купальник спадет.
Он издает какой-то звук, который можно принять и за смешок, и за стон.
– Пошли, – говорю я, ускользаю от него и сбегаю по лестнице.
Так мы оба отделываемся от мысли о запертой двери в комнату Мики.
Я сижу на ступеньках бассейна, опустив ноги в воду, как русалка, которая греется на солнце. Мысль о русалках заставляет меня содрогнуться. Когда были маленькими, мы всегда играли с Микой в одну игру в океане: мы ныряли, как учил нас папа, и снова выплывали на поверхность. Я отбрасываю это воспоминание, после чего, откинув голову, закрываю глаза. Чувствую на себе взгляд Сета. Я не открываю глаз: пусть себе смотрит, сколько хочет. На солнце секунды тянутся медленно и лениво. Когда я открываю глаза, Сет плавает на спине на другой стороне бассейна. Может, он вообще на меня не смотрел? Может, я себе это просто навоображала?
Глава 14
Весна
КОГДА СТАНОВИТСЯ ТАК жарко, что даже в бассейне и то не усидишь, мы заворачиваемся в полотенца и заходим в дом, чтобы готовиться к экзаменам. С каждый разом, когда мы проводим время вместе, я замечаю, как Сет чувствует себя в моем обществе все непринужденнее, как с него слой за слоем спадает все наносное, оставляя его таким, какой он есть на самом деле. Есть что-то пьянящее в том, что я действительно открываю в ком-то личность. Того, кого никто больше не знает. Того, кто только мой и больше ничей. Сет достает из рюкзака учебники и тетрадки.
– А твоему брату разве не надо готовиться к экзамену? – спрашивает он, а Коджи тем временем наигрывает один и тот же аккорд на гитаре. Он переключился с компьютерной игры на гитару – занятие тоже шумное и раздражающее.
– Коджи! Шел бы ты практиковаться к себе в комнату! – кричу я.
Мы с Сетом снова возвращаемся к нашим тетрадкам.
– Причина возникновения миражей – это: а) неравномерное нагревание разных слоев атмосферы, – спрашивает Сет, – б) магнитные помехи в атмосфере или в) истощение озонового слоя в атмосфере?
Я задумываюсь.
– Вариант А, – отвечаю. – Я точно знаю.
– Верно, – с улыбкой говорит Сет. – Ты когда-нибудь видела
– Конечно, – говорю я. – А ты разве нет?
– А как ты понимаешь, что это был настоящий мираж, а не просто шутки твоего зрения и воображения?
– Ну я же знаю, как выглядит мираж, – говорю я.
– А ты никогда не задумывалась, что то, что ты видишь и считаешь миражом, для кого-то другого может выглядеть совершенно иначе?
– Когда в следующий раз увижу мираж, я сразу покажу его тебе и мы сверим свои ощущения, – говорю я.
Сет улыбается во весь рот.
– А откуда ты знаешь, что я окажусь рядом в следующий раз, когда ты увидишь мираж?
Я закатываю глаза.
– Это же будет в пустыне. Так что с этим проблем не будет.
Сет постоянно задевает ногой мои икры. Тогда я прячу ноги под стул. Возможно, ему казалось, что он стучит по ножке стола. Не хочу его смущать. Не понимаю, почему меня это беспокоит, это же всего-навсего Сет Роджерс.
– Я принесу воды, – сообщает он и встает. – Ты чего-нибудь хочешь?
– Нет, спасибо, – говорю я, переписывая еще один вопрос из учебника на карточку.
Сет останавливается у гигантской керамической скульптуры орла, висящей у нас в кухне. Едва мы вошли в дом, как эта птица завладела его вниманием. Не могу его в этом винить: мимо такой махины не пройдешь. Размах крыльев этой птицы достигает полутора метров, и создается впечатление, что она вот-вот вылетит из окна. Орел сидит на специальном подиуме и наблюдает за всем вокруг.
– Какой классный, – говорит Сет и пробегает пальцами по крылу. – Прикинь, как круто, наверное, быть птицей? Я поэтому скалолазанием и занялся. Это для меня самое близкое к полету ощущение.
Я удивлена тому, как печально звучат его слова.
– Хм-м… Ну да. Когда я была маленькой, эта штука меня страшно пугала. Родители, бывало, оставляли нас с няней, так я просила ее закрывать голову птицы кухонным полотенцем – настолько страшно мне было. Мама любит этого орла, потому что он достался ей от ее матери и моей бабушки Глории. Я ее никогда не видела, но многие говорят, что мы с ней очень похожи. Эта скульптура – свадебный подарок бабушке от живущей в пустыне художницы Рут Сетмайр. Сейчас она довольно известна. Она даже была знакома с Джорджией О'Киф [10] .
10
Джорджия Тотто О'Киф (1887–1986) – известная американская художница, работавшая в жанре пейзажа и натюрморта, член Американской академии искусств.
Понятно, что Сет не в курсе, кто это.
– Он выглядит таким величественным. И так натуралистичен.
– А ты когда-нибудь видел орла на таком близком расстоянии?
– Нет, – отвечает Сет.
– Тогда откуда тебе знать, что скульптура натуралистична?
– Я видел фотографии. И смотрел фильмы на «Энимал плэнет», – говорит он таким голосом, будто я задела его гордость. – Я даже знаю, какие звуки они издают.
Сет начинает размахивать руками, как крыльями в полете, и издает что-то наподобие карканья.