Лишенцы в системе социальных отношений

Валерьевич Валуев Демьян

Первые выборы, организованные в соответствии с новыми инструкциями, состоялись конце 1926 — начале 1927 гг. Власть в центре и на местах, не желая повторения результатов предыдущей избирательной кампании, уделяла им весьма пристальное внимание. Свидетельством этого являются многочисленные циркуляры, связанные с различными сторонами проведения выборов, посылавшиеся из Москвы в союзные республики, губернии, края, области. Посвящены они были главным образом разрешению вопроса кого допускать, а кого не допускать к участию в выборах. Выяснилось, что, несмотря на то, что в инструкциях были достаточно подробно определены критерии, на основании которых гражданин вносился в список лишенцев на практике руководствоваться ими очень сложно. Потребовались многочисленные уточнения и дополнительные разъяснения, главным образом в отношении лиц, применяющих наёмный труд, владельцев предприятий и кустарей. Часто благодаря усилиям местных властей в отдельных губерниях и областях количество лишенцев резко возрастало, что усиливало социальную напряженность.

Руководство партии и государства, призывая активно проводить директивы по недопущению в Советы кулаков и нэпманов, в тоже время старалось пресекать по мере возможности попытки «расширительного толкования» положений касавшихся лишения избирательных прав. Выступая 27 января 1927 г. на общегородском собрании Ленинградского профактива В. М. Молотов говорил, о необходимости «устранить от участия в выборах кулачество, устранить эксплуататорские элементы, формально и заранее поставить

их вне Советов». Он откровенно признавал, что «лишенных избирательных прав в эту перевыборную кампанию будет больше. Сколько, это, конечно, заранее сказать невозможно [99] . Тем не менее, он предостерегал местных руководителей от излишнего увлечения высокими процентами при лишении избирательных прав. „Всякая попытка расширения круга лишенных избирательных прав, если она будет захватывать часть середняцкой массы, будет на деле помощью кулаку“ [100] . По мнению Молотова при лишении избирательных прав в сельских местностях следовало „руководствоваться той общей нормой, которую кулачество имеет в деревне“. Такой нормой он считал 3–4 % от общего количества населения. В отдельных „особенно кулацких округах“ допускалось в виде исключения увеличение этого числа до 6–7 %, но такой процент был назван максимальным [101] . Говоря о выборах в городские советы, Молотов отметил: „Что касается кадра лишенных избирательных прав, то в городе он составлял в двух последних избирательных кампаниях около 5 %. При нынешних выборах этот процент несколько поднимется. На этот счёт избирательная инструкция даёт достаточную возможность рабочим и работницам позаботиться об отсеивании буржуазных и вообще чуждых пролетариату элементов“ [102] . Особые надежды он возлагал на контроль за проведением выборов, со стороны передовых пролетариев. Молотов полагал, что это, будет способствовать составлению более полных и объективных списков лишенцев.

99

Молотов В. М. Выборы в Советы и задачи рабочего класса. Доклад на общегородском собрании Ленин-градского профактива 27 января 1927 г. Л.Д 927. С. 14–15

100

Там же. С. 16.

101

Там же. С. 15.

102

Там же. С. 21.

На состоявшемся в феврале 1927 г. пленуме ЦК ВКП (б) значительное внимание было уделено рассмотрению вопросов, связанных с организацией перевыборной кампании. В принятой резолюции отмечалось, что „лишение избирательных прав середняка есть объективно прямая помощь кулачеству. Всякая попытка такого расширительного толкования инструкции, при котором под категорию лишенных избирательных прав подпадает середняк, должна рассматриваться как грубейшая политическая ошибка. Против такого расширительного толкования в ущерб середняцким слоям должны быть принять самые решительные меры“ [103] .

103

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1984. Т. 4. С. 149.

С данным постановлением было связано появление циркуляра народного комиссариата юстиции РСФСР от 14 февраля 1927 г. В нём говорилось о том, что по поступающим в Прокуратуру республики сведениям некоторые сельские избирательные комиссии слишком широко толкуют статьи избирательной инструкции о лишении избирательных прав. Они вносят в списки лишенцев крестьян за „наличие живого или мертвого инвентаря“ или за случайную не систематическую сдачу в пользование сельскохозяйственной техники и т. д. На местах нередко лишались права голоса „члены семей лиц, занимающихся отхожими промыслами либо постоянно проживающих в городах рабочих, вынужденные на время отсутствия членов двора прибегать к применению подсобного наёмного труда в хозяйстве, не теряющем, однако, характера трудового“. Часто подобные решения были результатом сведения личных счётов. Циркуляр предписывал местным правоохранительным органам в целях преодоления подобной практики осуществлять строгий надзор „за прохождением… жалоб на лишение избирательных прав“. Прокуратура должна была возбуждать уголовные дела против членов избирательных комиссий, лишавших граждан права голоса из корыстных побуждений и лиц, виновных в необоснованных массовых лишениях избирательных прав крестьян-середняков [104] .

104

Социальный портрет лишенца. (На материалах Урала). Сборник документов. Екатеринбург, 1996. С. 40–41.

И всё-таки главным объектом заботы центральных властей было именно расширение круга лишенцев, а не его сужение. В январе 1927 г. прокуроры Орловской области и Вотской автономной области обратились в народный комиссариат юстиции с просьбой о разъяснении ряда статей избирательной инструкции, касавшихся лишения избирательных прав. Ответ НКЮ прокурорам вызвал негативную реакцию со стороны Центральной избирательной комиссии при ВЦИК. В заключении её юрисконсульта А. Золотаревского, указывалось, что „разъяснения… с одной стороны не совпадают с соответствующими разъяснениями Центризбиркома, а, с другой стороны, прямо противоречат инструкции“. Главные претензии относились к тому, что разъяснение наркомата юстиции „допускает предоставление избирательных прав крестьянам, применяющим труд наёмных рабочих в неограниченном количестве“ с минимальными оговорками. Также вызвал критику пункты гласившие, „что подсобный характер предприятия не является основанием для лишения избирательных прав“ и что низшими полицейскими служащими „являются жандармы и др.“. Центральная избирательная комиссия потребовала, чтобы впредь все разъяснения по избирательной инструкции согласовывались с ней [105] .

105

Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 19 27–1932 г.г. М., 1989.С. 64–66

Одним из главных итогов выборов конца 1926 — начала 1927 гг. явилось значительное расширение круга лиц, лишенных избирательных прав. Как отмечала информационная сводка ОГПУ от 16 марта 1927 г., посвященная предварительным результатам перевыборной кампании: „В результате применения инструкции от участия в выборах были отстранены кулацкие и примыкающие к ним антисоветские прослойки деревни, при чём их активность была значительно ослаблена“ [106] . Вместе с тем власть признавала, что „допущенные местами перегибы при лишении избирательных прав (лишение более мощных середняков, а иногда и маломощных, вследствие формального выполнения инструкции) приводили к некоторому понижению активности середняков на выборах и возрождению среди части бедноты комбедовских настроений“ [107] .

106

Советская

деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД 1918–1939 гг. Т. 2. М., 2001. С. 516.

107

Там же. С. 516–517.

В целом по СССР количество лишенцев возросло с 1 040 тыс. человек (в кампанию 1925–26 гг.) до 3 038 тыс. т. е. почти в три раза [108] . В сельских местностях РСФСР в 192 7 г. было 1390 747 граждан, лишенных избирательных прав, что составляло 3,3 % взрослого населения. На первом месте по численности среди них впервые оказались лица, „живущие на иждивении лишенцев“. Их доля от общего количества составила 39,5 %. Далее следовали торговцы и посредники (18,8 %), эксплуататоры наёмного труда (12 %), священнослужители (10,4 %) бывшие полицейские (7,2 %) [109] . При этом, как отметила Т. М. Смирнова: „по наблюдению современников… в экономически развитых волостях процент „лишенцев“ и их основной составляющей — „бывших“ был минимальным. В тоже время в экономически слабых волостях процент „лишенцев“ был очень высоким. Если в первом случае в число кулаков и „эксплуататоров чужого труда“ попадали в основном люди состоятельные, то во втором — кто угодно“ [110] .

108

Саламатова М. С. Указ. соч. С. 15.

109

Итоги выборов в Советы РСФСР в 1929 году. Выпуск I. Выборы в сельские, волостные и районные органы власти. (Статистический сборник). М., 1930. С. 94.

110

Смирнова Т. М. «Бывшие люди» Советской России: стратегии выживания и пути интеграции. 1917–1936 годы. М., 2003. С., 30.

В городах Российской федерации было лишено права участвовать в выборах более 700 тыс. человек, или 7,7 % взрослого населения [111] . В процентном отношении от общего числа лишенцев наибольшее количество составляли торговцы и предприниматели (39 %). Далее следовали „иждивенцы“ лишенцев (32,9 %), лица, живущие на „нетрудовой доход“ (8,5 %), бывшие полицейские и жандармы (5,2 %) [112] .

Как и в предыдущие выборные кампании, количество лишенцев зависело от размеров города. На выборах 1926–27 гг. в городах с населением до 5 тыс. человек было лишено избирательных прав в среднем 7,9 % граждан, от 5 до 10 тыс. — 8,7 %, от 10 до 20 тыс. — 7,8 %, от 20 до 50 тыс. — 7%, от 50 до 100 тыс. — 7,8 %, свыше 100 тыс. — 6.6 % [113] .

111

Выборы в Советы по РСФСР в 1927 г. М., 1928. С. 6, 52, 54.

112

Итоги выборов в Советы РСФСР, в 1929 году. Выпуск II. Выборы в городские Советы. (Статистический сборник). М., 1930. С. 43.

113

Там же. С. 8.

„Увеличение числа лишенцев в ряде отдельных губерний и округов — указывалось в сводке ОГПУ — произошло главным образом, за счёт торговцев и членов семей лиц, подлежащих лишению избирательных, а также бывших белых (особенно на Северном Кавказе и в Сибири)“. Отмечалось также, что „процент увеличения числа лишенцев по сравнению с прошлым годом в больших городах выше, нежели в городах со сравнительно небольшим населением“ [114] .

Избирательная кампания 1926–1927 гг. стала своеобразным поворотным пунктом в истории лишения избирательных прав. В условиях начинавшегося активного наступления на крупных и средних сельских собственников лишение тех или иных деревенских жителей права участия в выборах стало одним из излюбленных приёмов борьбы власти с „кулачеством и его пособниками“. Резолюция XV съезда партии, состоявшегося в декабре 1927 г., посвященная политике в деревне, требовала „строго следить за тем, чтобы установленные соответствующей избирательной инструкцией (1926 г.) нормы исключения из избирательных списков кулацких и других антипролетарских элементов проводилось со всей строгостью“ [115] . И. В. Сталин, выступая 9 июля 1928 г. на пленуме ЦК ВКП (б) с программной речью „Об индустриализации и хлебной проблеме“, заявил, в частности: „Мы говорим часто, что необходимо ограничить эксплуататорские поползновения кулачества в деревне, что надо наложить на кулачество высокие налоги, что надо ограничить право аренды, не допускать права выборов кулаков в Советы и т. д., и т. п. А что это значит? Это значит, что мы давим и тесним постепенно капиталистические элементы деревни, доводя их иногда до разорения“ [116] . Инструкции 1926 г. предоставляли широкие возможности для выполнения этой задачи, поскольку на основании их статей можно было лишить избирательных прав любого деревенского „крепкого хозяина“, имевшего торговое или промышленное предприятие или использовавшего наёмный труд.

114

Советская деревня…Т.2. М., 2001. С. 518.

115

КПСС в резолюциях… М., 1984. Т.4. С. 309.

116

Сталин И. В. Сочинения. Т. 11. М., 1949. С. 170–171.

К концу 1920-х гг. относится и окончательное становление своеобразной „идеологии“ лишения избирательных прав. В первые годы советской власти, в эпоху гражданской войны и военного коммунизма конституционное ограничение некоторых слоёв населения воспринималось многими как необходимая и временная мера. Некоторая либерализация внутренней политики в середине 1920-х гг. порождала надежды на скорую отмену ограничительных статей Конституции. Вместо этого, начавшееся наступление на достижения НЭПа привело к тому, что всё больше категорий граждан лишалось политических прав за свою профессиональную деятельность (в прошлом и настоящем) и за социальное происхождение. Обосновывая ограничения на избирательные права, закреплённые инструкциями 1926 г., известный правовед и теоретик советского строительства В. И. Игнатьев писал: „Многолетний опыт существования советской власти показал, что её классовые враги — помещики, фабриканты, торговцы, служители культов не стали её друзьями, лишь оттого, что исчез против их воли источник эксплуатации и прекратилась их контрреволюционная деятельность. Только те из них, которые на деле доказали свою полезность советскому государству, могут быть в каждом отдельном случае, по специальному разрешению наделены избирательными правами“ [117] .

117

Игнатьев В. И. Избирательное право. // Конституция пролетарской диктатуры и буржуазная демократия. Сборник статей. М., 1928. С. 66–67.