Лист на холсте, или Улиточьи рожки
Шрифт:
— Как вы говорите, я тоже живая. Иногда.
___________________________
* История рыцаря Дамиана рассказана в книге "Мария-Эстелла, или Призраки из прошлого", глава "Теоретические аспкты охоты за привидениями"
** О музыке графа Барберини — в книге "Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере", глава "Волшебная флейта"
*** О Лодовико и танцах — в книге" Джулиана, или Ведьминские козни", глава "Мирные развлечения"
**** О Карло и неоднократно поминаемом разговоре — в книге "Мадонна Фьора", глава "О тех, кто ест ночью, и о сплетнях"
05. Такова
Музыка стихла. Себастьен подозвал официанта, попросил кофе и десерт. Самый большой и замысловатый.
— Вам же всегда нужно сладкое, когда приходится много думать, так?
Она неопределенно хмыкнула, а потом вдруг спросила:
— А на меня у вас какая мелодия в телефоне стоит?
— А позвоните.
Она достала из сумки телефон, позвонила. И услышала «Historie d’amore».
— А почему?
— Ну… по-французски же, — он взял у нее из рук телефон, повернул к себе. Увидел свое изображение — лежащим на траве, руки закинуты за голову, пара верхних пуговиц рубашки расстегнута, и выражение лица самое умиротворенное — и удивленно присвистнул. — Где вы добыли этот портрет?
— Вам честно сказать?
— Конечно. Я его никогда не тиражировал. Это, гм, очень частный кадр.
— А мне понравилось, — Элоиза невозмутимо пила кофе.
— Так где же? — он вернул телефон на стол и взял ее свободную ладонь.
Черт. Не врать же ему! Придётся признаваться.
— В отделе господина Ланцо есть некая база фотографий сотрудников… В общем, когда я узнала, что у господина Лодовико есть милая привычка фотографировать всё, что движется, я убедила кое-кого показать эту базу мне. Не спрашивайте меня, кого именно, и как именно, тоже не спрашивайте. Все равно я вам этого не расскажу. Наверное, вы всё поймёте сами. И ваши сотрудники не виноваты. И вам придется поверить, что я выбрала один-единственный кадр и забрала его себе в телефон. И, честное слово, обычно я свой телефон никому не показываю.
— Черт, зачем вы это сделали?
— Захотелось. Мне понравился кадр. Не понимаю, почему вы так беспокоитесь — вы одеты, никого другого рядом нет, это фото никак вас не компрометирует. Я не знаю контекста и выбирала исключительно по внешнему впечатлению.
— Контекст таков, что незадолго до того мы победили. И сами остались живы. А нашему умному Лодовико только и дела было, что ходить и фотографировать полуживых людей!
— Хороший контекст. Вы против того, чтобы я иногда смотрела на изображение человека, который победил?
— В принципе нет, но… Мне не слишком приятна мысль, что мои личные кадры оказались полностью беззащитны.
— Я уверяю вас, очень мало людей на свете смогут добыть информацию таким способом. На мой взгляд, вы и ваши секреты в безопасности.
Он хмуро взглянул на нее.
— Вот, опять вы все поставили с ног на голову. Почему вы меня-то не попросили? Думаете, я бы отказал?
— Не думаю… не хотела афишировать свой интерес к вашим фотографиям. Скажите, трудно было? Там? — и кивнула на фото.
— Достаточно трудно. Но это уже в прошлом, — он прикрыл глаза и задумался.
— Значит, пусть там и остается? — спросила она и легко коснулась кончиками пальцев его ладони. — Нет, я могу, конечно, удалить это фото, будете как все, без картинки.
— Я еще и единственный с фоткой?
— Их слишком много, мне обычно лень искать портреты. Кстати, у вас на рабочем столе телефона одно время тоже красовалось изображение, которого вам никто не давал. Не припомните?
— Отчего же, помню. Отличный кадр, Лодовико далеко не сразу удалось поймать вас так, чтобы мне понравилось.
— Так это был заказной кадр?
— Конечно. И я же тогда не мог посадить вас под его камеру, чтобы этот кадр получить, приходилось всячески изворачиваться.
— А сейчас что там?
— Взгляните, — он протянул ей телефон.
На рабочем столе Элоиза снова увидела свой портрет. В белом платье, с распущенными волосами. Машины, к которой она прислонилась в момент съемки, видно не было, но кадр был определенно из серии «именины у Полины».
— Между прочим, у меня этих фотографий нет. Почему? — строго спросила она.
— Потрясите Лодовико, сердце моё. Он даст их сразу же, вам даже не придется применять к нему ваши специфические методы убеждения.
— Я сейчас вернусь, — она отставила чашку, отняла руку, встала и стремительно вышла из зала.
В туалете подошла к зеркалу. Тьфу, кошка драная. Глаза горят, щеки красные, губы облизаны — обкусаны, волосы лохматые. Намочила руки в холодной воде, приложила к щекам. Не помогает. Попыталась пригладить волосы — бесполезно. А ведь сейчас идти, общаться с людьми, с которыми она всегда убийственно серьезна, и вообще работать! Думать. Просчитывать действия. Или ещё неизвестно что делать. Ужас. Сразу будет понятно — что-то не так, она не в порядке и вообще. Ладно, придется прорываться. Поскорее бы все закончить и спать уже. Предприятие сегодня было не очень сложное, но напрячься пришлось, сейчас бы выспаться, а потом уже дальше напрягаться.
Высушила руки и пошла обратно в зал.
Себастьен ждал ее за столиком.
— Вы в порядке?
— Нет. Но это не важно.
— Что-то случилось? Еще что-то?
— Да как вам сказать… у меня диссонанс между тем, что я вижу в зеркале, и необходимостью срочной работы.
— Я не зеркало, но я не вижу ничего плохого. Вы очаровательны сегодня, ваши глаза так непосредственно сверкают, и прическа у вас очень милая. Я склонен видеть во всём влияние вашего нетипичного сегодняшнего образа для операции. Он разбудил в глубинах вашей натуры что-то, что вы обычно старательно прячете. Видимо, это и не дает вам покоя. Нет-нет, не надо испепелять меня взглядом, я вовсе не утверждаю, что у вас есть привычка искать по барам мужчин на ночь. Я о том здоровом авантюризме, доля которого есть во всех наших совместных операциях…
— Да, я люблю риск и авантюры. Да, я с удовольствием на них иду, и, видит бог, справляюсь. Что-то еще? Или уже поедем к Шарлю? — она встала и принялась застегивать сумку.
— Да все отлично, экселенца! Вы прекрасно справляетесь, без вас нам было значительно труднее. Мы вас очень уважаем и очень ценим, а я так просто дня без вас прожить не могу. И вы это отлично знаете. Знаете же, так? — на последних словах он встал, подошел к ней, притянул ее за руку к себе и говорил практически у самого лица.