Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры
Шрифт:
— А вон там, тетя, за гастрономом я сейчас видела собачку, — сообщила какая-то девочка лет семи.
— Где, где, милая?! — так и встрепенулась Ольга Анатольевна и быстро-быстро пошла, почти побежала за девочкой. Ноги ее подкашивались, она тяжело дышала и поэтому говорила прерывисто: — Такая собака была, такая собака! Красавица! Умница! Ладой звать ее…
— Вон, тетя, вон собака! — закричала девочка.
— Лада! Лада! — вырвалось у Ольги Анатольевны, хоть она еще ничего не видела.
С тыльной стороны
— Это не Лада, не Лада! — горестно воскликнула Ольга Анатольевна.
Появилась старуха, по пояс укутанная поверх пальто старинной клетчатой шалью, похожей на плед, и Ольга Анатольевна начала рассказывать ей о случившемся и о том, какая была Лада и как с ней легче было ночами.
Тут еще подошли две молодых женщины, а затем мужчина, и она все рассказывала и выслушивала советы и наконец опять пошла между домами, растрепанная, с выбившимися из-под шапочки седеющими прядками.
— Ты, гляди-ко, убивается по собаке ровно по ребенку, — всплеснула старуха руками в варежках собственной вязки. — С жиру бесится! Видно, делать-то нечего! — Глаза старухи горели радостным безумием сплетницы.
— Тебе это, бабка, не понять, — строго оборвал ее мужчина. — А я — охотник, я понимаю. К собаке знаешь как привыкают?
Ольга Анатольевна обошла все соседние кварталы, заглядывала в калитки, в щели заборов.
— Лада, Лада!
Посыпался мелкий снежок, освежил почерневшие сугробы; в его белой дымке дома стали расплывчатыми, смутными.
Муж, конечно, уже на работе, дочка собирается в школу. Наверное, потеряли ее, Ольгу Анатольевну. Голова болела, губы зашершавились, ноги едва передвигались.
«А вдруг Ладка дома?! Могла же она убежать домой? — Эта мысль так и опахнула жаром, вернула силы. — Я бегаю, старая дура, а она давно уже дома, грызет мою туфлю, носится по комнатам, болтая ушами!»
Ольга Анатольевна тяжело взбежала по лестнице на третий этаж, распахнула дверь, ввалилась в нее и выкрикнула, испугав Милочку:
— Лада… прибежала?! Дома… Лада?!
— Нет ее, — ответила Мила, еще ничего не понимая.
— Потерялась Лада! Украли, доченька, нашу Ладу, — едва выговорила Ольга Анатольевна.
Круглое, нежное до прозрачности личико Милы залилось жарким румянцем, пухлые губы, легко очерченные, надломленные в середине бровки и даже два толстых хвостика волос, перехваченных
А Ольга Анатольевна взяла у соседки машинку и, даже не сняв дошку и шапочку, села печатать объявления о пропаже собаки. Она сообщала ее приметы, свой адрес и телефон. Ольга Анатольевна путалась, делала ошибки, порой забывала, что нужно печатать, и заглядывала в уже готовые листочки.
Расстроенная Милочка, не поев, ушла в школу, а Ольга Анатольевна все печатала, неумело тыкая одним пальцем, подолгу отыскивая нужную букву. Наконец она отпечатала сто объявлений, взяла клей в пузырьке с соской и вышла из дома.
День был сумеречный, припахивающий мылом, полный снежных вихрей.
Ольга Анатольевна приклеивала полоски бумаги к заборам, к стенам домов, к дверям столовых и магазинов. Когда магазинные двери распахивались, из них густо несло теплом и запахом маринованной селедки. Ветер комкал и трепал листочки в руке Ольги Анатольевны.
Клей на морозе перестал вытекать через маленькую дырочку, и тогда она в отчаянии откусила копчик соски. Теперь из нее лилось слишком обильно, и ветер шлепал бумажными полосками по ее руке, приклеивал их к пальцам. Липкие, испачканные клеем руки покраснели, мерзли, пальцы едва гнулись.
Ольга Анатольевна села в трамвай и поехала к базару. И в трамвае она рассказывала о случившемся, и все сочувствовали ей и утешали:
— Ничего, может, еще найдется!
— У моего соседа два месяца пропадал пес, а потом заявился!
Ольге Анатольевне казалось, что все переживают вместе с ней. Наклеив несколько объявлений на зеленом заборе вокруг базара, она села в автобус и поехала почему-то к вокзалу. И в автобусе она тоже рассказывала:
— Какая была собака! Если бы вы видели! И у кого только поднялась рука… — говорила она уже просто и устало; обычная для нее несколько театральная темпераментность исчезла.
Говорливость и чрезмерная общительность были свойством Ольги Анатольевны. Даже в трамваях, в автобусах, на базаре и в магазинах затевала она с людьми разговоры, шутила и громко смеялась, как с добрыми знакомыми. И все люди казались ей душевными и славными.
Расклеив объявления, она еще раз обошла ближайшие кварталы и притащилась домой уже к вечеру совсем измученная…
Пришел муж. Когда-то кудрявый, а теперь полысевший, когда-то спортивно-поджарый, а теперь благодушно-полный, он почти на все смотрел с иронической усмешкой, но эта ирония была мягкая, ласковая, не обидная. Просто он был чужд всяких там глубоких переживаний и ко всему относился шутливо, однако умел понять другого и не обидеть его.