Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры
Шрифт:
И снова было утро.
Широко размахнулась Обь. Стада деревьев грудились к воде. У ступенчатых высоких берегов вокруг норок тучами вились стрижи. Из размытых берегов свешивались бахромой черные, будто просмоленные, веревки корней. В половодье обрывистые берега, подмытые водой, обрушиваются в реку огромными пластами, с березами и соснами. И сейчас кое-где деревья торчали из воды. Изредка виднелись перевернутые рыбацкие лодки на отмелях у островов.
Теплоход обгонял самоходные баржи, сплавлявшие нефтяникам Васюганья разное имущество; другие ползли
Нос теплохода резал воду, взбивал пену. Знойно дымились белые песчаные косы — ветер взвеивал, сносил в реку легкий, сыпучий, горячий песок. Вились чайки над сияющей солнечной дорогой, пролегшей по реке.
И все это принадлежало Тане.
У редких сел теплоход причаливал прямо к высокому берегу. Матросы бросали трап. Установив корзины на траве, бабы и ребятишки продавали смородину, молоко и мед. На берегу лежали и сильно пахли горы березовой и осиновой коры, ивовых, еще не высохших корзин, новых золотисто-белых и гулких кадок. Высились штабеля бревен и белые, веселые поленницы дров.
— Прелесть, — показала Таня на все это. — Ты меня понимаешь?
Николай кивнул: да, да!
Потолкавшись среди шумной толпы сбежавшихся жителей, они возвращались на теплоход, неся в газетных воронках черную смородину.
И снова плыли, И снова могуче и ровно шумела Обь…
Вдали показались дома на высоком яру.
— Вот и Колпашево, — обрадовался Николай. — Еще в семнадцатом веке основано. Это оставил след первопроходец Первуша Колпашников!
Таня разглядывала высоченный яр. В половодье его подмывает, и в ревущую воду ухают песчано-глинистые пласты.
— Уже две улицы исчезло — обгрызла Обь-матушка.
Жутковатым показался Тане этот слоистый огромный яр с желто-зелено-черными подтеками. Около него — глубины. К кучам песка у подножия были пришвартованы и теплоходы, и буксиры, и самоходные баржи, и катера. На вершину яра круто поднимались ветхие лестницы из досок.
А в одном месте Таня увидела… деревянный берег. Возле стены яра вколотили стоймя бревна, а между ними втиснули поленницы из чурок и всяких обрезков.
— Так в Нарыме крепят берега грузовых пристаней, — объяснил Николай.
С деревянного берега подъемные краны опускали на баржи контейнеры и пачки золотистых досок. А рядом на ленте транспортера уползали из барж на берег ящики с продуктами.
«Патрис Лумумба» причалил к желтому пассажирскому павильону с голубой крышей.
По длинной дощатой лестнице поднялись на улицу. Таня увидела тихий бревенчатый городок, тополя, березы и даже кедры и ели на улицах. Совсем недалеко поднимала верхушки тайга. Шаткие доски тротуаров гремели под ногами. Рабочие ломами выковыривали деревянные чурочки, которыми была вымощена улица. Теперь их заменяли бетонными плитами.
Подошли к автобусной остановке. Здесь был сколочен из горбылей сарайчик без одной стены. Сели в нем на длинную скамью из плахи. Таня посмотрела на Николая и ласково засмеялась: ее умилял этот домашний
Николай не написал родителям. Приезд его с невестой и свадьба — все должно было стать сюрпризом.
Старая, обжитая часть Колпашева выходила на высокий берег Оби. Здесь была вполне современная улица с большими домами, магазинами, кинотеатром. Когда же дорога повернула от Оби к лесу, автобус мягко заколыхался по колдобинам, въехав в строящуюся часть города. Во дворах и на улицах еще виднелись болотные кочки, бревна, доски. За домами темнела сумрачная нарымская тайга.
Таня смотрела в окошко автобуса и все беспокоилась: как-то встретят ее родители Николая? Она только и знала о них, что отец работает директором гостиницы, а мать заведует клубом.
Когда по высокому дощатому тротуару подошли к бревенчатому особняку с голубыми ставнями и наличниками, Таня сказала:
— Дай передохнуть, — и притиснула руку к груди. Ей было трудно дышать — так она волновалась.
Они остановились у решетчатого зеленого заборчика, пахнущего краской.
— Нужно было все-таки написать, — сказала Таня, — а то… Как-то неудобно мне. Вдруг свалилась с неба и: «Здравствуйте, я ваша невеста… невестка!»
Тане почудилось во всем этом что-то ее унижающее. Будто совершался какой-то пустячок, а не…
— Все это не так нужно было сделать!
— Не будь старомодной, старушка моя, — бесшабашно воскликнул Николай.
— Не называй меня так!
— Да смотри ты на все проще… Ну, не засылать же к тебе сватов, не выполнять же обряд венчания! И чего там еще нагородили наши предки? Устроим все по-современному, без архитектурных излишеств. Так и так, мол, и никаких гвоздей. Жарьте стерлядку, вытаскивайте спирт! Представляешь, какой переполох это произведет? — Он засмеялся и даже руки потер в предвкушении этого радостного переполоха.
Таня ничего не ответила, но на душе у нее стало еще более смутно, и она почему-то почувствовала себя вроде бы даже жалкой.
Вились комары, нудно пищали над ухом.
Деревянный тротуар, пересекая двор с пеньками и кочками, от калитки вел прямо к крыльцу с перильцами и крышей.
— Во время дождей здесь все раскисает, — объяснил Николай, — болотистое место.
Их не услышали, когда они вошли в прихожую. Николай поставил чемоданы у стены и прижал палец к губам: дескать, тихо, сейчас мы их огорошим!
В это время в приоткрытую дверь донесся низкий женский голос:
— Зачем он тебе? Ну зачем, зачем, я спрашиваю? Ты садишься перед ним и засыпаешь.
— Но ты уже забрала радиоприемник, холодильник, стиральную машину, — устало возразил глухой мужской голос. — А все это я своим горбом заработал.
— А я не работала?
— Как хочешь, а телевизор не отдам. Чтобы сидел перед ним твой хахаль…
— Ну хорошо, хорошо, храпи перед ним вволю! — воскликнула женщина.