Лисья йога
Шрифт:
– Торопись, Бог Огня, а не то я разрушу всю Вселенную, – мальчик хамил и не стеснялся.
Бог Огня встал из-за стола и вырос в размерах, окутавшись языками пламени. Теперь росту в нем было метров десять.
Неожиданно к нам подошла чересчур женственная дама, замотанная в синее сари, которое весьма подчеркивало то, что надо подчеркивать.
– Извините его – он в этом мире невоспитанный, – сказала она и взяла мальчика за руку. – Пойдем, Шива, это не твоя Вселенная. Ее нельзя разрушать. Здесь дяди Боги развлекаются, тут не место для
Мальчик Шива оказался ребенком не вполне послушным. То есть послушным, но процентов на семьдесят. Уничтожать Вселенную он не стал, но подгадить сумел.
На Бога Огня, всего такого огненного в своей огненной славе, такого огненно большого, огненно могучего и огненно грозного обрушился настоящий водопад. Божество скрылось в облаке пара, а потом к уже уходящему Шиве метнулся язык пламени.
Бог выполнил его просьбу и поставил свой несмываемый автограф на заднице непослушного ребенка.
Я проводил взглядом Шиву и обтянутые выпуклости его спутницы. Парвати ничуть не изменилась за те пятнадцать тысячелетий, что я ее не видел.
Фрагмент 252
Бог Тысячи Дуростей вернулся к нормальному размеру и сел за стол. Шикарные брюки Божества сильно пострадали от рук подлого Шивы и были весьма мокры.
– По этому поводу нужно выпить! – решительно заявил Бегемот. – Давайте, други, спирта, чтоб не заболеть простудой.
Под столом натекли небольшие лужицы, но я умудрился ни в одну не попасть ногой.
Спирт был разлит по рюмкам. Чокнулись за что-то абстрактное и хорошее…
– Пойду искупаюсь в своем бассейне, – Бог Огня поставил рюмку на стол, утерся рукавом дорогого костюма, дыхнул огнем синего цвета и прыгнул в бассейн, подняв тучу искр.
“ Вода и огонь, конечно, антагонисты, но при этом огонь может быть жидким, – многозначительно подумал я, глядя на бултыхающееся Божество. – А вода – огненной. – я вспомнил проглоченный спирт и икнул. – Так значит нет никакой разницы между водой и огнем. Никакого антагонизма! Все это формы одного и того же… Какой я умный!”
“ Хороший хрёнир,” – телепатически передал мне Бегемот, подло подслушав мои мысли.
Бог Огня плавал в огненном же бассейне, поднимая искры. Идея сидела на бортике, свесив ноги вниз, и пыхала очередную сигарету с травкой.
Пора бы и Туману слово сказать веское! Слишком уж вокруг огненно. Дикая музыка, разнузданная публика, саламандры, летающие над головами… Хватит, пожалуй!
– Скажи свое веское слово, но сначала мы выпьем,- сказал Бегемот, наливая в фужеры коньяк.
Я посмотрел на него острым взором своих туманных глаз.
– За что?
Бегемот взял рукой свой хвост, смочил его коньяком, понюхал и задумался.
– А вот за что – чтобы Спящий проснулся!
– Точно, хватит спать!
Я уже сбился со счета бутылок, опустошенных нами за вечер, но никакого опьянения не было. Почти. Самую малость. Приятную чуточку.
Я встал из-за стола, слегка помассировал отсиженный зад. Потом топнул ногой по полу. Во всеобщем
Во все стороны, стелясь по низу, от меня поползли ручейки тумана. В воздухе пахнуло сыростью и прохладой. Музыканты неожиданно заиграли медленную композицию. На английском. Приятную и умиротворяющую:
When you are lonely,
Lonely like me
Just forever,
Come, baby,
Let’s stay together…
(Blue System)
Фрагмент 253
Я растянулся на стуле и потихоньку потягивал шампанское. Бешенство танцующей публики прошло. Народ разбился на парочки и медленно кружился в наползающем тумане.
Бог Тысячи Дуростей вылез из бассейна, подал руку вконец обкурившейся идее (особенностью ее нового состояния было то, что она не шла, а плыла по воздуху). Вместе они пошли танцевать.
Блуждающие огоньки – саламандры – создавали необходимое освещение, неторопливо плавая в туманной завесе.
621. Серая дымка скрадывала фигуры и лица посетителей ресторана. Возникло странное ощущение – мне казалось, что вокруг полно знакомых лиц. Вон за тем столиком в углу поднимает тост кто-то в черном… Я пригляделся… Карлос Кастанеда слегка повернул ко мне голову и весело подмигнул. В следующее мгновение клубы тумана скрыли весь столик вместе с сидевшей за ним компанией – я лишь успел разглядеть солнцезащитные очки Коровьева…
Среди танцующих мелькнули два знакомых лица. Пришлось напрячь зрение, и прежде чем “окно” в пелене тумана закрылось, я узнал Ричарда Баха и Лесли Парриш.
В числе бегающих официантов я поймал взгляд Дона Шимоды…
Интересно, кто еще из моих знакомых присутствует в этом ресторане?
За соседним столиком кто-то начал делать мне знаки, вероятно подзывая. Слегка шатаясь я подошел и узрел сладкую парочку – Братца Лиса с Мамой Лисой. Я усиленно моргнул, чтобы прогнать морок, но ничего не получилось. Наваждение было вполне материальным и голосом Мамы Лисы поздоровалось со мной. Почетный фанат Кришны – Братец Лис не обременил себя подобной условностью. Он просто промолчал и даже не удосужился снять руку с маминой коленки. Помахав им ручкой, и все той же нетвердой походкой я отошел в сторону танцующих пар.
Кто-то пел очень знакомым голосом. Оказалось, что Сестричка-Лисичка. Помнится во время какой-то бесшабашной пьянки она упрекала меня за то, что я написал в книге, будто предел ее мечтаний – работа историком или музееведом. На самом деле она хочет петь в театре “Ла Скала”. Все это быстро пронеслось в голове, пока я протискивался в первые ряды танцующих посмотреть на поющую сестру.
Но если разобраться, то во время той пьянки делала мне выговор другая Сестричка-Лисичка, не та, которая хочет работать историком. Я точно знаю, что ее существует много, и некоторые Сестрички-Лисички не прочь поработать в музеях. Сейчас передо мной была та, что хочет петь. Завидев мою нетрезвую физиономию, она улыбнулась и помахала рукой.