Литература и фольклорная традиция, Вопросы поэтики
Шрифт:
Отказ от абсолютной ценностной шкалы
В эпических жанрах фольклора оценка тем или иным явлениям дается единая, герою остается только приобщаться к ней. Сказочный герой оказывается перед 77 девушками, среди которых ему необходимо найти будущую свою царевну. Между тем девушки совершенно одинаковы- голос в голос, волос в волос", так что требуется, по существу, не избрать, а угадать: результат предопределен заранее. Как обнаружил Иржи Поливка38, чисто сказочные по своей природе формулы сходства-тождества, характерные для восточнославянского фольклора, у соседних народов либо очень ослаблены, либо отсутствуют
В городе Гаммельне столько же Грет,
Сколько, к примеру, Гансов.
.........................................
Выемка - все на один покрой!
В ямку и прыщик в прыщик.
Оспа в оспинку,
Чутка в чуточку
Чью же, собственно,
Грету? 41
Сказочная формула у Цветаевой переосмысливается, отождествляется с мещанской безликостью и становится средством сатиры.
Конечно, оценка персонажа может изменяться и в сказке. Герой, торжествующий в конце волшебной сказки, обычно предстает в начале ее "низким" и забитым. Но именно таковыми являются на этом этапе его реальное положение и даже внешность, так что под конец, чтобы изменить ее, требуется войти в одно ухо волшебного коня и выйти в другое. Иначе говоря, в сказке героя оценят по-иному (и притом все), когда он претерпит метаморфозу и действительно станет иным.
Столь же устойчивая прямая зависимость существует в эпическом фольклоре между поступком и его результатом. Из трех прыжков самый высокий оказывается решающим, последний и самый сильный удар станет самым опасным, услышан будет лишь самый громкий призыв. Соответственно определяется набор свойств, обязательных для героя, например, громкий голос - примета богатыря.
В народной лирике абсолютная ценностная шкала начинает подвергается сомнению. Оценка человека попадает в зависимость от его взаимоотношений с другими людьми, она может колебаться в соответствии с изменчивостью этих отношений, с переменой обстоятельств, состояния героя и т. п. Выбор больше не предопределяется извне-он определяется собственными чувствами героя или героини. С удивительной ясностью об этом сказано в хорватской песне:
Nisi blago grosi ni dukati.
Ni je blago ni srebro ni zlato,
Vec je blago sto je srcu drago42.
(He богатство - гроши и червонцы,
Не богатство - серебро и злато,
А богатство то, что мило сердцу)
Лирическая песня вступает в открытый спор с благополучным сказочным финалом, дарующим герою царскую дочь в невесты, а с нею и царский престол в недалеком будущем. Вот заключительные строки сербской (сараевской) песни:
Волимъ драго, нег Царево благо:
Што he
Кадя HCJMBM што: je мени драго. 43
(Лучше то, что мило, чем царское богатство
Что для меня все царское богатство,
Если у меня нет того, что мне мило).
Антитетичность песни-сказке отмечена не только присловьем ("сказка-складка, песня-быль"), она дает о себе знать и в противостоянии песенных образов. Убитый украинец передает через коня весть родным:
Iди, коню, до домочку,
Повiж мам! новиночку,
Лиш не кажи, що вбит лежить,
Але кажи, що ся женить.
Вере coбi в царя дочку
В чистiм полi могилочку44.
Традиционный фольклорный мотив "смерть - женитьба" обретает дополнительный смысл благодаря переосмыслению сказочной развязки.
Но и само личное видение не остается неизменным и начинает соответствовать ситуации. Более того, эта изменчивость видения может сама составить содержание песни:
На кабак идет детинка,
Словно маков цвет цветет;
Показалася ему кабацкая изба
Словно светлица светла,
А кабацкий голова, как сизой орел сидит,
Целовальники-чумаки, будто ясные сокола.
С кабаку идет детинка, как липинка гола,
В чем матушка родила,
И как бабушка повила;
Показалася ему изба, словно темная тюрьма.
А кабацка-та голова - словно сидит сама сатана
(Кир., II, 2, No 2446)
Если в нарративных жанрах, чтобы получить иную оценку, персонаж должен измениться, стать иным, то в песне для этого требуется предстать иным. Один и тот же персонаж может теперь по-разному назвать, увидеть, оценить одно и то же и по-разному выразить свою оценку:
Скоморохи - люди вежливые,
Люди вежливые, очестливые;
Они взглянутся, - улыбнутся,
А отвернутся,- рассмехнутся.
(Соб., VI, No 543).
Синонимы в этом случае уже отталкиваются от тавтологии; в столь тонком расслоении синонимических значений эпос, пожалуй, не нуждался. Называние персонажа также подчас попадает в зависимость от обстоятельств, на что обращает внимание и сама песня:
При людях меня сестрицей называл,
Без людей - сизой голубушкою.
(Соб, II, No 455).
Более того, герой песни делает попытку как-то представить себе не свою точку зрения, принять ее в соображение, взглянуть на жизнь глазами другого человека:
Когда лучше меня найдешь - позабудешь,
Когда хуже меня найдешь - вспомянешь...
(Соб., V, No 498).
Грамматическая форма второго лица при этом наиболее естественна, но вовсе не обязательна:
Вечор-вечор милый друг у девушек был,
У девушек был, про меня забыл.
Привел с собой он душечку лучше меня...
(Соб., V, No 307).
Ср. в сербской песне: девушка горюет:
Jep се моjе оженило драго,
Да je вишом и льепшом од мене...45
(Потому что женился мой милый
На той, что лучше и красивее меня).
Из этих слов отнюдь не следует, что "душечку", которую привел милый, девушка действительно признает лучше себя-лучше героини она может показаться только милому.
Следующий шаг - подключение восприятия и от третьего лица:
Хоть женися, душа моя, не ошибися,