Литература конца XIX – начала XX века

Коллектив авторов

Бунин уехал из России уже сложившимся художником, с большим запасом жизненных впечатлений, со своим представлением о мире, с целым рядом неисчерпанных тем. И это не дало угаснуть его таланту. Отказавшись от исследования социально-исторических процессов народной жизни, он перешел к изображению внутреннего мира отдельной личности, красоты и сложности человеческой души. Рассказы о любви («Митина любовь», «Солнечный удар», сборник «Темные аллеи»), философские новеллы и необычная по жанру «Жизнь Арсеньева» вместе с произведениями Бунина 1910-х гг. обогатили русское и мировое искусство XX в.

Новокрестьянские поэты

Для литературного процесса начала XX в. характерно тяготение к демократизации – творческому самоутверждению народных масс. Одновременно с деятельностью литераторов-профессионалов заявляет о себе пролетарская муза, возникает новый тип крестьянской поэзии. Ее решительному оживлению, а главное – внутреннему росту способствовал приход в литературу талантливых выходцев из разных краев крестьянской России: из Заонежья – Николая Алексеевича Клюева (1884–1937), из Тверского края – Сергея Антоновича Клычкова (Лешенкова) (1889–1941), с рязанской Мещеры – Сергея Александровича Есенина (1895–1925), с Нижнего Поволжья – Александра Васильевича Ширяевца (Абрамова) (1887–1924) и Петра Васильевича Орешина (1887–1943). Вместе они составили плеяду так называемых новокрестьянских поэтов. Природа их поэзии сложна.

Уходя своими корнями в глубины народного – языческого и христианского – поэтического миросозерцания, она вместе с тем оказалась созвучной духовным исканиям первых десятилетий нового века.

Очередная волна народнических увлечений в интеллигентской среде этого периода диктовалась, как и прежде, «теми альтруистическими настроениями, которые переживались тогда нашей передовой молодежью, поставившей на своем знамени „служение народу“», стремлением «слиться с трудовой народной массой, бесправной и угнетенной, но которая в глазах молодежи являлась носительницей светлых нравственных идеалов».[ 1024 ] Вместе с тем упорный соблазн творческой интеллигенции соприкоснуться с глубинными переживаниями народного духа обусловливался и другими существенными мотивами: во-первых, предчувствием неотвратимо надвигающихся исторических катаклизмов, а во-вторых, сознанием исчерпанности западных эстетических веянии, ограниченных ресурсов «книжной» культуры. Курс нового народничества в силу этого решительно меняется: в народ идут уже не с целью просветить темного и забитого мужика, а наоборот – приобщиться к его гармоническому, как казалось, миросозерцанию. Отмечая «бесплодное плетение словесных узоров» на заседании Религиозно-философского общества, Р. В. Иванов-Разумник писал: «И при этом – страшная жажда почвы, земли, живой крови, духа жизни».[ 1025 ] И далее: «Народ – это, конечно, подлинное Слово жизни, но лишь тогда, когда к нему вплотную припадают». Проблема интеллигенции и народа становится основополагающей в духовных поисках А. Блока, он же пытается разгадать и глубинный мир народной магии и заклинаний, который оказывается для него «тою рудой, где блещет золото неподдельной поэзии; тем золотом, которое обеспечивает и книжную „бумажную“ поэзию – вплоть до наших дней».[ 1026 ]

1024

Пругавин А. С. Неприемлющие мира. М., 1918, с. 59–60.

1025

Иванов-Разумник Р. В. Заветное. Пб., 1922, с. 109.

1026

Блок А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 5. М. – Л., 1962, с. 37.

После появления сборников стихов Клюева, Клычкова, Есенина, Ширяевца и несколько позже П. Орешина[ 1027 ] об этих поэтах заговорили как о свежем, высокохудожественном и общезначимом явлении. Брюсов, написавший предисловие к первому сборнику Клюева «Сосен перезвон», отмечал: «Среди подлинных дебютантов первое место принадлежит г. Н. Клюеву».[ 1028 ]

Особого внимания заслуживает интерес к Клюеву Блока. В поэте-крестьянине он увидел свою персонифицированную мечту о единстве двух Россий: мистически-патриархальной и крестьянски-бунтарской; его дневники 1907–1912 гг. полны упоминаниями о Клюеве.

1027

См.: Клюев Н. 1) Сосен перезвон. М., 1911 (2-е изд. – М., 1912); 2) Братские песни. М., 1912; 3) Лесные были. М., 1912; 4) Мирские думы. Пг., 1916; Клычков С. 1) Песни. М., 1911; 2) Потаенный сад. М., 1913; Есенин С. Радуница. Пг., 1916; Ширяевец А. Запевка. Ташкент, 1916; Орешин П. 1) Зарево. Пг., 1918; 2) Красная Русь. М., 1918.

1028

Брюсов В. Сегодняшний день русской поэзии. – Рус. мысль, 1912, № 7, «В России и за границей», с. 25.

Не меньшее внимание было уделено и появлению Есенина. Блок назвал его талантливым крестьянским поэтом-самородком, а его стихи «свежими, чистыми, голосистыми».[ 1029 ] Один из журналов обнаружил в его стихах «какую-то „сказанность“ слов, слитость звука и значения»;[ 1030 ] П. Сакулин подчеркнул «дивные краски» – как следствие глубочайшего ощущения родной природы.[ 1031 ]

При активном содействии С. Городецкого, И. Ясинского Клюев и Есенин включаются в Петербурге в деятельность литературно-художественного общества «Краса» (1915), а затем «Страда» (1915–1917), ставивших своей целью способствовать выявлению талантов из народа, мечтавших о «единении интеллигенции и народа на путях усвоения ими „истинно-христианских идей“».[ 1032 ] Основную заслугу общества И. Ясинский видел впоследствии в том, что оно выдвинуло Клюева, «с его заонежскими величаво русскими, ядреными поэтическими волхвованиями», и способствовало развертыванию таланта Есенина. – «этого гениального юноши».[ 1033 ]

1029

Блок А. Записные книжки. М., 1965, с. 567.

1030

См.: Голос жизни, Пг., 1915, № 17, с. 12.

1031

Сакулин П. Народный златоцвет. – Вестн. Европы, 1916, № 5, с. 205.

1032

Вдовин В. А. Есенин и литературно-художественное общество «Страда». – В кн.: Есенин и русская поэзия. Л., 1967, с. 177.

1033

Там же, с. 177–178.

Основополагающее влияние Клюева в этот ранний период восхождения новокрестьянской плеяды было бесспорным. Исповедальную переписку с ним ведут Ширяевец и Есенин, который в 1917 г. писал об этом времени:

Тогда в веселом шумеИгривых дум и силАпостол нежный КлюевНас на руках носил.[ 1034 ]

Позже Орешин отстаивал олонецкого поэта от нападок имажинистов:

Вам Клюев противен до боли,По мне – он превыше вас,И

песни его о русском полеЗапоются еще не раз![ 1035 ]

1034

Есенин С. Преображение. М., 1921, с. 45.

1035

Орешин П. Радуга. М., 1922, с. 170.

Безмерно ценил своего младшего собрата Есенина и Клюев. Их связывали сложные личные взаимоотношения.

Свою поэтическую родословную новокрестьянские поэты предпочитали вести по семейной линии, указывая то на мать, то на бабку, то на деда, видя в них носителей крестьянского мировоззрения, как бы непосредственно приобщавших их к потаенным глубинам народных «певчих заветов». Клюев вспоминает о «сопели» своего деда, которая «жалкует» в его песнях, «аукает» в его сердце, «снах и созвучиях». Огромное влияние на духовное воспитание поэта оказала и мать, «былинница» и «песенница», памяти которой он посвящает «Избяные песни» (1914–1916). С. Клычков тоже пишет, что «языком обязан лесной бабке Авдотье, речистой матке Фекле Алексеевне…».[ 1036 ]

1036

Клычков С. Серый барин. Харьков, 1927, с. 17.

Осознание глубинного родства с народным творческим духом способствовало тому, что именно в «крестьянском» облике создаваемых ими «песен» поэты видели свое преимущество перед поэзией интеллигентской, «цивилизованной». Вместо горемычных жалоб, свойственных их предшественникам, поэтам-самоучкам, у них появляется мотив веры в свое социальное превосходство. Клюеву не льстит, как писал он в одном из писем, что его «нищие песни» читают скучающие атласные дамы, а господа с вычищенными ногтями и безукоризненными проборами пишут (о них, – А. М.) захлебывающиеся статьи в газетах».[ 1037 ] С иронией относился к салонной шумихе по поводу его «деревенских» стихов и обаятельной внешности Есенин. В противовес кичливому дворянскому родословию Клюев извлекает из «глубины веков» собственную геральдику: «Родовое древо мое замглено коренем во временах царя Алексея, закудрявлено ветвием в предивных строгановских письмах…»;[ 1038 ] «Отцы мои за древлее православие в книге Виноград Российский два века поминаются».[ 1039 ]

1037

Рукописный отд. Ин-та мировой литературы АН СССР, ф. 178, оп. I, № 11.

1038

Заволокин П. Я. Современные рабоче-крестьянские поэты. Иваново-Вознесенск, 1925, с. 218.

1039

Клюев Н. Автобиография. – Рукописный отд. Ин-та мировой литературы АН СССР, ф. 178, оп. I, № 10.

Доказательством органического родства новокрестьянских поэтов с трудовым народом является факт их участия в социальном протесте. О социальных взглядах Клычкова в годы первой русской революции один из современников пишет: «Народ, труд, творчество, равенство, свобода – были для него понятиями одного ряда. К социалистической революции он относился сочувственно, как к историческому правежу, как к великому пролому в народное будущее».[ 1040 ] За участие в революционном движении в том же 1905 г. Ширяевца уволили с работы, и он вынужден был покинуть родную Волгу. За Есениным как за неблагонадежным в 1913 г. устанавливалась в Москве полицейская слежка. Наиболее активные формы социального протеста были проявлены молодым Клюевым. В 1905 г. он стал пропагандистом революционно настроенного Бюро Содействия Крестьянскому Союзу и вскоре был привлечен по делу распространения революционных прокламаций. В 1906 г. Клюев агитирует крестьян не платить подати, не повиноваться начальству, и это влечет за собой шестимесячное заключение в тюрьму. При обыске у него конфискуют «Капитал» Маркса и «собственноручные» сочинения «возмутительного содержания».[ 1041 ] После отбывания срока (в августе 1906 г.) Клюев поддерживает контакт с большевиками, ратует за помощь политическим ссыльным и заключенным.[ 1042 ]

1040

Журов П. А. Две встречи с молодым Клычковым. – Рус. лит., 1971, № 2, с. 151.

1041

Рунов Вал. Новое о Николае Клюеве. – На рубеже, 1964, № 4, с. 111.

1042

См.: Грунтов А. К. Материалы к биографии Н. А. Клюева. – Рус. лит., 1973, № 1, с. 120.

Известны также публицистические выступления Клюева в защиту крестьянства. В 1908 г. он пытается через Блока передать В. С. Миролюбову, бывшему редактору «Журнала для всех» (1898–1906), свою статью «С родного берега», свидетельствующую о неистребимой мятежности духа в недрах крестьянских масс.[ 1043 ] Подчеркнув тяжелое социальное и материальное положение олонецкой деревни, автор обращает внимание на независимый характер северного крестьянина, который осмеливается выдвигать свою «крестьянскую программу»: «…чтобы не было податей и начальства, чтобы съестные продукты были наши». В крестьянине Клюев видит не только могущественную силу, но и высший нравственный авторитет, ибо «его весы духовные, своего рода чистилище, где все ложное умирает, все же справедливое становится бессмертным». И потому неизбежно возмездие всем его «затюремщикам».[ 1044 ] В том же году в «Нашем журнале» публикуется анонимно статья Клюева «В черные дни. (Из письма крестьянина)», стоившая журналу существования. Возражая тем, кто, подобно публицисту М. А. Энгельгардту, утверждал, что народ «остался равнодушным к крестным жертвам революционной интеллигенции», Клюев доказывает «врожденную революционность глубин крестьянства».[ 1045 ] В обеих статьях ощутимо стремление начинающего поэта говорить не просто о крестьянстве, «извивы <…> духа» которого ему хорошо знакомы, но и от имени самого крестьянства.

1043

Статья впервые опубликована в кн.: Русский фольклор, вып. 15. Л., 1975, с. 206–209.

1044

Там же, с. 206, 207, 208.

1045

В черные дни. – Наш журнал, 1908, № 1, с. 62, 63.