Литературная Газета 6255 (№ 51 2009), Литературная Газета

Литературная Газета 6255 (№ 51 2009)

на обложку

Литературная Газета

Шрифт:

Действительно… ну же, дорогой автор, скорее объясните почтеннейшей публике, что помимо важного занятия есть еду с удовольствием существуют ещё кое-какие достойные внимания явления. Самолёты, к примеру, в небесах летают…

И тут начинается высший философский пилотаж.

«И летят в этих самолётах миллионы людей, которые не чувствуют того, что они летят. Не чувствуют полёта. Кто-то сидит, читает газету, кто-то спит, а кто-то ест. А кто-то идёт по центральному коридору самолёта со своего места в туалет.

А туалет в самолёте всегда что? Он всегда

занят… Самолётные туалеты имеют такое свойство – быть занятыми. Есть такое ощущение, что их заняли ещё до взлёта или даже раньше, во время постройки самолёта.

А если во всех самолётах туалеты всегда заняты, а каждую секунду летят сотни тысяч самолётов, то арифметика очень простая: каждую секунду в небе над нами летят сотни тысяч нормальных людей, которые сидят в неудобных позах в маленьких самолётных туалетах».

Бинго! Нашлась тема! Пусть не все путешествуют самолётом так же часто, как стригут ногти, но ведь и на земле есть регулярно посещаемые всяким смертным отхожие места. И какой простор для как бы глубоких рассуждений они обеспечивают!

Разобравшись с проблемами воздухоплавания, автор переходит к кинематографу. «Вот, например, мне сильно нравится фильм «Семнадцать мгновений весны», и «Крёстный отец» тоже сильно нравится. Знаю эти фильмы наизусть. Очень их люблю. Когда-то купил все серии на кассетах. Лежат кассеты упакованные. Ни разу не посмотрел. Потом купил на дисках. Также лежат нетронутые…»

Бывает такое. Времени хронически не хватает. Или достаточно знать, что диск с любимым фильмом лежит в шкафу, а значит, в любой момент его можно оттуда извлечь, и уже одна эта мысль согревает душу. Но в данном случае причина, оказывается, совсем иная: «…в случае, когда фильм идёт по телевизору и Штирлиц, и дон Корлеоне пришли ко мне в телевизор в виде волны, которую я не контролирую, а если я поставлю фильм в виде диска в проигрыватель, буду смотреть и вдруг захочу пописать, я же могу остановить и Штирлица, и дона Корлеоне, и они будут покорно и неподвижно ждать, пока я писаю. Как я могу любить и уважать Штирлица, который ждёт, пока я писаю?»

По идее, на этом месте книжку можно закрывать, ибо всё уже понятно. Дальше будет «странное дело с фотографиями», где старинные снимки рассматриваются в уже опробованном ракурсе: «…на таких фотографиях у женщин такие платья, что невозможно представить, как они ходили в туалет». И изыскания по поводу неправильного употребления слова «хочу» на примере всё того же заведения, куда «хотеть невозможно… Туда надо или туда необходимо».

Книжку-то можно закрыть. Но стоит отметить, что помимо всего процитированного там прямо после Штирлица, которого непонятно как уважать, вроде бы вскользь мелькает фраза: «Любить можно только то, чего остановить невозможно». Нет, проблема не только в необходимости – раз уж взялся автор книжки писать! – правильно употреблять «чего» и «что». Ведь из этой проскользнувшей фразы, из этого двадцать пятого кадра сам собой возникает вывод: телевидение любить можно, а книгу, например?

А книгу, получается, нельзя любить, потому что чем она серьёзнее и глубже, тем больше вероятность, что придётся её отложить не потому, что приспичило, а ради необходимости осмыслить прочитанное. «Вы можете закрыть книгу и сказать ей: «Подожди». Вы её властелин, – писал в своё время Брэдбери. – Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнёт вас, как глину, и формирует по своему желанию».

Недаром

новое сочинение Евгения Гришковца – непрерывный монолог. Мнёт, формирует, гонит в беличье колесо модных веяний… А если посмотреть на результат, то сомнительный юмор со страниц этого произведения вдруг неожиданно перекликается со старым и печальным анекдотом про человека, применявшего бумагу исключительно в духе описанной выше основной темы «Одновременно»: «И всё накапливается, накапливается. А с какого-то момента голова перестаёт расти. А интересно, где эти накопления помещаются? Иногда даже обхватываю голову руками и думаю: «Господи, какая же она маленькая! Пятьдесят восьмой размер всего. Такая маленькая, и сколько же в ней г...!»