Литературная Газета 6289 ( № 34 2010)
Шрифт:
А может быть, и двери рая
Скрипичный отворяет ключ.
***
Поп-арт уж наступил.
Идёт разлив гламура.
Беснуется толпа. Безмолвствует народ.
В Сокольниках вчера последнего Амура
Из лука расстрелял зарвавшийся Эрот.
Не просветлили нас лукавые свободы,
И не горит в глазах небесный горний свет.
Нас
А мы в него вошли, как в дом, где Бога нет.
Экраны режут глаз больным болотным блеском,
И торфяною мглой закрыты близь и даль.
Лишь юности моей военной, деревенской
Мне видится во сне святая пастораль.
ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ
Как пред вещей природою – вечной натурой,
некой мерою меряя время своё,
тихо кепку сниму перед смутной фигурой,
отошедшей как будто бы в небытиё.
Беспокойно и в памяти сталкиваться лбами
с этой жизнью, отпетой крутым кумачом,
с бледным длинным лицом, и большими губами,
и, как вызов, приподнятым правым плечом.
Голос свой глуховатый, разбавленный жестью,
он сумел подарить самому бытию
и намеренно резким, размашистым жестом
как бы сам ограничивал зыбкость свою.
А душа клокотала, металась, болела
и стремилась очистить, поднять, прополоть.
И на мысль, как на кость воспалённого тела,
нарастала его стихотворная плоть.
Был он, словно деталь, трудной жизнью зазубрен.
Пар и сталь источили его естество.
Но, похожа на редкого зверя, на зубра,
всё живёт грубоватая нежность его.
Это жизнь, а не тень,
это смесь, а не помесь.
Вижу два бугорка от его желваков.
И особенно как-то тревожится совесть,
если слышишь слова – Ярослав Смеляков.
***
Над соловьём в ветвях
И воробьём в репьях
Не потешайся юмором напрасным.
Увы! В твоих стихах или статьях
И звука нет о вечном и прекрасном.
А если держишь Пушкина в уме
И думаешь о нём как о коллеге,
Не собирай сметану на дерьме
И
***
Вл. Соколову
Ты сказал, что от страшного века устал.
И ушёл, и писать, и дышать перестал.
Мне пока помогает аптека.
Тяжело просыпаюсь, грущу и смеюсь,
Но тебе-то признаюсь: я очень боюсь,
Да, боюсь двадцать первого века.
Здесь бумажным рулоном шуршит Балахна,
На прилавках любого полно барахла,
И осенний русак не линяет,
И родное моё умирает село,
И весёлая группа «Ногу свело»
Почему-то тоску навевает.
Знать бы, как там у вас?
Там, поди, тишина,
Не кровит, не гремит на Кавказе война.
И за сердце инфаркт не хватает.
Здесь российская муза гитарой бренчит
Или матом со сцены истошно кричит.
Нам сегодня тебя не хватает.
Я почти не бываю у близких могил,
Но друзей и родных я в душе не избыл.
Мне они, как Афон или Мекка.
Я боюсь, чтобы завтра не прервалась
Меж живыми и мёртвыми вечная связь,
Я боюсь двадцать первого века.
***
В тупой борьбе на торжище убогом
И тесноте всеобщей суеты
Нас исцеляют посланные Богом
Безгрешные и дивные цветы.
В них вечный спор с глухим могильным мраком –
Раз есть сейчас, так будет и потом.
Цветы в лесах, полях, по буеракам,
В пустом саду, вазоне золотом.
Полно печали под небесным сводом,
И проблеска как будто не видать.
Но есть цветы, чтоб указать народам,
Что надо уповать на благодать.
Невыносимо трудно быть распятым,
И всё труднее верить в чудеса,
Но только так Христос, как Пантократор,
Воскрес и устремился в небеса.
***
Отдохнула, чуть-чуть подлечилась.