Литературная Газета 6297 (№ 42 2010)
Шрифт:
Александр МЕЛИХОВ, Cанкт-Петербург
Повеяло родным: Касталия советского НИИ, споры о высоком – почему мы так плохо живём (не знали, с чем сравнивать). И непременно кто-то мудро вздыхает: как работаем, так и живём. Но тут же другие начинают перечислять, сколько мы клепаем танков, один противотанковый снаряд для которых стоит как «Москвич», а сколько земли впустую осушаем и заболачиваем, а сколько производим вообще ненужного. На одном заводе Косыгин спрашивает: «Что же делают на таком огромном
Но вот появились и хозяева, и безработица, а разговоры прежние: почему так плохо работаем? Не поучиться ли у настоящих капиталистов?
Нечто подобное мы уже переживали: до социалистической революции систему научной организации труда Фредерика Уинслоу Тейлора Ленин заклеймил как «научную» систему выжимания пота, а после революции велел перенять из неё «всё ценное». Ценными же там, на мой взгляд, были два наблюдения. Первое – нельзя ожидать, что рабочие сами станут совершенствовать методы работы. Поскольку – и это второе наблюдение – в спортивных играх, где рабочим ничего не платят, они лезут вон из кожи, чтобы обеспечить победу своей команды, зато на работе, где им плохо ли, хорошо ли, но платят, они стараются сделать как можно меньше. Ибо в спорте считают делом чести победу над соперником, а на работе…
Да тоже победу над соперником – над хозяином или начальством. Ибо для человека честь важнее жадности. И если работу он ощущает хоть чуточку унизительной, он непременно будет искать способы взять реванш.
Советская власть это понимала, при всяком удобном случае напоминая, что труд в СССР дело чести, доблести и геройства, поощряя произведения о рабочем классе, прибегая и к другим формам лести – класс-гегемон, хозяин страны. Но реальность это слабо подтверждала, что и способствовало успеху прибауток: «Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с завода каждый гвоздь», «Хочешь жни, а хочешь куй, всё равно получишь…»
Вместе с тем совершенно ясно, что даже самый усердный кузнец сделает в сотни раз меньше, чем самый ленивый штамповщик, и самый усердный жнец в сотни раз меньше, чем самый ленивый комбайнёр. В те годы, когда Ленин разоблачал тейлоризм, там же, в Америке, поднималась ослепительная звезда Генри Форда, увеличившего производительность труда на своих заводах страшно даже и сказать во сколько раз. В.Иноземцев полагает, что «только там, где труд дорог и дефицитен, создаются необходимые предпосылки для естественного внедрения новейших технологических достижений». Но попробуем вглядеться в знаменитую книгу промсимвола Америки «Моя жизнь, мои достижения», чтобы понять, естественной или неестественной была фордовская модернизация. Уж более настоящего капиталиста не сыскать.
«Сила и машина, деньги и имущество полезны лишь постольку, поскольку они способствуют жизненной свободе. Они только средство для некоторой цели. Я, например, смотрю на автомобили, носящие моё имя, не только как на автомобили. Если бы они были только таковыми, я бы предпринял что-нибудь другое. Для меня они наглядное доказательство некоей деловой теории, которая, как я надеюсь, представляет собою нечто большее, чем деловую теорию, а именно: теорию, цель которой – создать из мира источник радостей».
«Если
«Соединённые Штаты созданы не в силу деловых соображений. Объявление независимости не есть коммерческий документ, а Конституция Соединённых Штатов – не каталог товаров».
«Иметь деньги абсолютно необходимо. Но нельзя забывать при этом, что цель денег – не праздность, а умножение средств для полезного служения».
«Переложить трудную, суровую работу фермера с человеческих плеч на сталь и железо всегда было главным предметом моего честолюбия (курсив мой. – А.М.). Обстоятельства виноваты в том, что я впервые обратился к производству собственно экипажей».
Не алчности, заметьте, – честолюбия! Каковое подвигает и рабочих лезть из кожи вон во время спортивных игр. А как же шло дело, когда им занимались менее честолюбивые люди?
«План, по которому чаще всего работали, состоял в том, чтобы начать с возможно б'oльшим капиталом, а затем продать как можно больше акций и облигаций. Что оставалось после продажи акций и за вычетом издержек на посредничество, почти скрепя сердце помещали в дело на его расширение. Хорошим делом считалось такое, которое давало возможность распространить по высокому курсу большое количество паёв и облигаций. Акции и облигации – вот что было важно, а не работа».
«Перевес финансовых интересов губил принцип служения, так как весь интерес направлен к прибыли сегодняшнего дня».
«Кажется, все искали кратчайшей дороги к деньгам и при этом обходили самую прямую – ту, которая ведёт через труд».
«На мой взгляд, человек иначе и не может, как быть постоянно на работе. Днём он должен думать о ней, а ночью она должна ему сниться».
«Таким образом, оказывается, что один человек становится душой, жизненным ядром всего предприятия».
«По большей части личное неудовольствие в этом мире происходит от того, что носители титулов и сановники не всегда являются в действительности истинными вождями. Всякий готов признать прирождённого вождя – человека, который может мыслить и приказывать».
Вот естественный путь модернизации по Генри Форду – во главе дела становится вождь, который ищет не корысти, а победы, исполнения гораздо более высокой мечты, являющейся для него воистину делом чести, доблести и геройства. Вождём может быть и какая-то пассионарная группа, зачарованная единой грёзой, хотя и у таких групп чаще всего бывает формальный или неформальный лидер.
Служители мечты могут быть и страшными людьми, вроде большевиков, или просто жёсткими, вроде южно-корейского Пак Чонхи, но это должны быть люди, одержимые целью гораздо более масштабной и долговечной, нежели мечта о пропитании и комфорте. Ибо что-что, а для вождей их жизнь – это вечный бой, покой им только снится. Довольно часто за свою победу они расплачиваются даже и жизнью, как это было с Пак Чонхи, застреленным на совещании министров.