Литературная Газета 6301 (№ 46 2010)
Шрифт:
Лубков. Любое поколение начинает с ниспровержения – это процесс самоутверждения, вписания в этот мир. Задача – найти связи, токи протянуть, чтобы традиции передавались, если можно так выразиться, по наследству. В двадцать, тридцать, сорок лет люди сами к этому придут. Сама среда, сама культура их подтолкнёт. Такая же проблема была и в XIX веке, и в XX. Но культура, и прежде всего литература (я бы ещё здесь назвал кинематограф), помогают эту проблему разрешить, потому что сами образы, которые мы формируем в процессе художественного осмысления действительности, уже растут своей жизнью вне зависимости от нашего с вами желания.
Инна КАБЫШ, поэт, учитель литературы школы «Золотое сечение»:
– У меня такое ощущение, что сейчас что-то можно сделать, только если ляжешь костьми. По-другому ничего не получится. Семь лет я ложилась костьми, то есть преподавала не только литературу, но и мировую художественную культуру, составляла списки книг для детей и – вы будете смеяться – для родителей. Я заклинала: «Господа, вместе с детьми перечитывайте классику. Двадцатый век для вас вообще терра инкогнита, вы же на других книжках учились. Читайте». Мой авторитет, какая-то харизма, то, что я писатель, то, что я таскала их на какие-то вечера, то, что мы объездили всю страну, были во всех театрах, – вот только это помогло...
Но второй раз я такой путь не пройду. Сейчас просто работаю учителем-предметником, и я чувствую – у меня нет почвы под ногами, потому что дети не знают ничего. Приведу только один пример. Урок «Пушкин. Лицейские годы». Показываю, конечно, слайды, в том числе знаменитую картину Репина – Пушкин читает стихотворение «Воспоминания в Царском Селе». Говорю: «Вот это картина Репина, здесь вот Пушкин, Державин. И я вам расскажу один прикол. Вот видите чиновника, остроносого, в белом парике, – это поэт Чуковский». На этом месте дети всегда смеялись. Эти не смеются. «Чуковский, – говорю я, – слушающий Пушкина». Молчат. Они не знают, ни кто такой Пушкин, ни кто такие Державин, Репин, Чуковский. Не знают, кто когда жил и кто что написал. Седьмой класс. Намекаю: «Муха, Муха-Цокотуха». Молчат…
Увы, быть просто учителем не получается, не работают никакие привычные механизмы: выкладываешься по полной, а ребёнок и до дома ничего не донёс, всё улетучилось.
Ольга МОНЧАКОВСКАЯ, лауреат гранта Москвы в области образования, зам. директора школы №499:
– Мы говорим, что культура передаётся через язык. Так вот проблема в том, что для поколения сегодняшних детей язык даже двадцатого века – это архаика, не говоря уже о девятнадцатом. Дети хотят читать – у них большая потребность в творчестве, в самореализации, – но классическую художественную литературу они не читают с удовольствием, потому что не понимают слов, которые там написаны.
Словарный запас – на уровне бытового общения. Чтобы его поднять, должен быть определённый культурный контекст. Кинематограф мог бы помочь, но современные режиссёры во всё обязательно должны привнести что-то своё. Взять, например, экранизацию «Тараса Бульбы» – её же смотреть невозможно! Потому что где тут Бульба и где тут Гоголь? Это не «Тарас Бульба». Вот об этом нужно подумать, о том, чтобы экранизации совпадали с источником, как это делает, например, Би-би-си в Англии, педантично выдерживая классику. И там ведь интерес к литературе возвращается, там самые популярные актёры читают вслух детям сказки с экрана.
Лубков. Что значит буквально сверить с источником? Вот Андрей Тарковский экранизировал рассказ «Иван» Владимира Богомолова. Это было уже другое произведение, но это был шедевр. Чего нам действительно не хватает – того, что есть на Би-би-си и было у нас в советское время, – учебного телевидения.
Сергей ЗИНИН, доктор педагогических наук, профессор кафедры теории и методики преподавания литературы Московского педагогического государственного университета:
– Мы не наращиваем свои возможности, а всё время что-то теряем: нет учебных передач, недостаточно учебных часов, нет литературы как обязательного предмета для итогового контроля, нет сочинения, а это всё-таки было стимулом для изучения. Во время обсуждения введения ЕГЭ некоторые стали утверждать, что литература как учебный предмет вообще не нужна, потому что дети на своей жизненной дороге с ней и так не разминутся. А я знаю случаи, когда они просто не вышли из автобуса на экскурсии. Это был их ответ Чемберлену. Поэтому не могу с уверенностью сказать, что дети сами приедут к большой культуре...
На изучение литературы в базисном учебном плане отводится три часа в неделю. При таком количестве часов мы не можем поддерживать наш предмет. Специалистам в области космических технологий никто не отважится не доверять, а литературу у нас знают все, в литературном образовании разбираются все, все учат. Министерство тоже поддерживает непрофессионалов: нужно слушать родителей, широкую общественность, потому что профессионалы тянут одеяло на себя, это заинтересованная сторона. Будто бы мы заинтересованы в какой-то корысти.
Экспансия непрофессионалов вынуждает всё время оправдываться, быть в состоянии обороны, а мы должны быть в нападении. Мы ведь не требуем: отберите у математиков то-то и отдайте нам. Верните нам наше же. «А чем вы лучше других? Почему математики не говорят: «У нас что-то особенное. Или биологи?» Но это же чиновное лукавство, понятно же, что без литературы нет культуры, нет культуры – нет самоидентификации, без самоидентификации нет общества, нет государства.
Кабыш. Вот что самое обидное – недоверие. У нас всё обсуждается: даёшь список внеклассного чтения, родители тут же в штыки: «Зачем «Слепой музыкант»? Это тяжело. «Дети подземелья»? Это страшно. «Гуттаперчевый мальчик» – погибает, это плохо. «Белый пароход» – мальчик погибает, «Мальчик у Христа на ёлке» – опять погибает. Что же это у вас все мальчики погибают?»
Родители ещё худо-бедно соглашаются с классикой: Достоевский – это бренд, вроде как-то неприлично не знать. С современной – каждая книга с боем.
Зинин. Сейчас к нам вернулись, актуализировались те понятия, которые в советское время были просто историзмами: бешеные деньги, нищий, богач. А положительного образа предпринимателя нет. «Нравственные отправления личности»… Конечно, такая литература сейчас мешает, мешает ликующим, праздношатающимся, греющим руки на крови. Несозвучная, неполиткорректная… Герой рассказа Бунина «Господин из Сан-Франциско», говоря современным языком, олигарх, которого внезапно хватил удар, и всё его злато оказалось никому не нужным.