Литературная Газета 6314 ( № 10 2011)
Шрифт:
– Как вам кажется, государство в должной степени поддерживает сегодня наше кино?
– Суммы, которые называются, – это чудесные, восхитительные суммы. И ничего, кроме как «спасибо партии и правительству за наше счастливое детство», сказать по этому поводу невозможно. Но распределение этих волшебных сумм свершается на небесах.
Все последние свои фильмы я снял только благодаря поддержке государства. Но чувствовал ли я надёжное партнёрство государства? Нет, не чувствовал. Я исправно куда-то ходил, каждый раз слегка унижаясь. Подолгу сидел в приёмных, пряча, как Акакий Акакиевич, ноги под стул. Иногда даже объяснял кому-то, кто я такой и откуда взялся. В большинстве
Вот когда-то мы с Олегом Ивановичем Янковским собирались снять чеховского «Иванова». Написали сценарий. Хороший. Отказали – бесперспективно в прокате. Олег Иванович умер, сценарий валяется в ящике. На экраны выходит фильм «Иванов», снятый при государственной поддержке. Надеюсь, он хороший. Я его ещё не видел, но посмотрю. Не с целью обижаться, а с целью посмотреть. Но недоумение остаётся. Почему у нас с Янковским замысел был бесперспективным, а у кого-то другого – дай Бог ему здоровья – тот же самый замысел перспективный? Я же говорю: что-то там такое свершается на небесах.
– Но спустимся с небес на грешную землю… Ваш культовый фильм «Асса» заканчивался песней Виктора Цоя: «Перемен, мы ждём перемен». Вы довольны переменами, которые произошли в нашей стране?
– А кому это интересно: кто доволен, а кто недоволен? Каких-то там «перемен» мы желали – и какие-то там «перемены» произошли. А история, как справедливо утверждается, не знает сослагательного наклонения. В той толпе, которая была в финале «Ассы» и вместе с Цоем требовала перемен, стоял и я. Про всех не знаю, но про ту толпу знаю точно. И даю вам зуб, что ни один из той многотысячной толпы не имел в виду тех перемен, которые произошли. Все имели в виду что-то, конечно, неясное, но другое. А то и абсолютно противоположное тому, что получилось. Именно про это и была снята «Асса-2». Наверное, в силу этого она и не выходит на экраны. Но это благородное объяснение. На самом деле она не выходит, наверное, в связи с отсутствием финансового интереса. Ну и по общему нашему раздолбайству.
– Может, я поставлю вопрос чересчур уж в лоб, но что вам не нравится в нашем нынешнем жизнеустройстве?
– О Господи! Чему же тут нравиться? Но главное, наверное, всё-таки то, что «человека забыли», как писал Антон Павлович Чехов. Ну и жаль, конечно, что, в частности, наше кино как-то нелепо выходит из тотального кризиса. Итальянцы когда-то вышли с помощью «неореализма», французы породили «новую волну», а у нас всё какие-то посткоммунистические выдумки про «патриотическую тематику». Фильм Витторио де Сика «Похитители велосипедов», который был снят, говоря условно, за какие-нибудь там несколько лир, обошёл все экраны мира, и все нормальные люди на земле его посмотрели. Почему так получилось? Потому что сострадали человеку, его боли, надежде. А любовь к человеку, сострадание к человеку, душа, совесть, нравственность – это вовсе не ругательные понятия, как сегодня утверждают в нашем кино. Это главные понятия. Но вот фильмы есть, фестивалей уйма, а «человека забыли».
О РЕФОРМАХ, КОТОРЫЕ ГРАНИЧАТ С БЕЗУМИЕМ
– Кроме режиссуры вы ещё преподаёте во ВГИКе, где ведёте свою мастерскую. Между тем приходилось встречать суждение, что в нынешнем ВГИКе не так и не тому учат. Не надо, мол, ориентировать будущих режиссёров на высокое искусство, а надо дать ремесло, научить делать успешные кассовые фильмы.
– Начну издалека. После войны в СССР образовалась широкая сеть ремесленных училищ. В «ремеслухах» царили довольно суровые нравы, но тем не менее советские ремесленники стали основой рабочего класса, восстановившего страну. Одновременно с этим во ВГИК в солдатских шинелях пришло великое поколение: Чухрай, Ордынский, Озеров; там к тому времени, по-моему, уже учились Хуциев, Алов и Наумов. Преподавали Довженко, Эйзенштейн, Козинцев, Ромм. Во ВГИКе тоже творилось всякое. Но главное – из него выходили люди, определяющие сознание миллионов. Кому же в голову приходит сегодня мысль реформировать ВГИК
Отцы-основатели ВГИКа создали великую художественную созидательную идею – идею творческих мастерских. Никакие европейские «бакалавры» и «магистры», которых нам нынче навязывают, никогда её не заменят. Реформирование не должно превращаться в массовое безумие, а сегодняшнее постоянное «перетряхивание» кинематографических структур часто, мне кажется, всё-таки граничит с безумием.
Разрушить сегодня ВГИК можно в три дня. Ломать – не строить. Время от времени и пытаются ломать. Как-то у нас в институте прошло совещание, на которое пригласили наиболее «успешных продюсеров». Те сели по одну сторону стола. А с другой стороны сидели мы, достаточно неуспешные по нынешним временам педагоги, которые всего лишь старались не дать в обиду традиции ВГИКа, насчитывающего более чем 90-летнюю историю.
Креативные продюсеры утверждали: не нужно никаких мастерских, нужно потоком обучать всех желающих азам ремесла. Тут не выдержал Марлен Хуциев. Он показал пальцем на ту сторону стола и сказал: ребята, запомните, вы – враги народа и вам ещё воздастся по вашим заслугам. Я с Марленом Мартыновичем согласен. Рушить сложившуюся во ВГИКе систему образования – это, конечно, абсолютно враждебное народу деяние. Потому что пришедшие во ВГИК Шукшин – из алтайских Сростков, Шпаликов – из Киевского суворовского училища, Бондарчук – из кубанской станицы, Тарковский – из Москвы – это всё и есть народ. А ВГИК – инструмент, с помощью которого вот уже скоро 100лет посланцы народа превращаются в элиту российской и мировой культуры.
– Есть в российском кино ещё одна структура, на которую со времён распада СССР посягают всевозможные горе-реформаторы, – это Госфильмофонд России…
– Слава богу, что Госфильмофонд не поддался псевдодемократической галиматье и не разбазарил свою уникальную коллекцию, хотя все «свободные народы» того требовали, не раздал уникальную сокровищницу по национальным квартирам. А сегодня стараниями его хранителей он превращён не в свалку пыльных раритетов, а в великолепную галерею интернационального российского и мирового киноискусства.
Меня недавно пригласили туда и отвели в довольно большое помещение, с полу до потолка забитое коробками с фильмами. Я поинтересовался: где я? Оказалось, это хранилище моих картин. Там, например, есть пробы к «Ста дням после детства», музыкальная фонограмма музыки Шварца к «Спасателю», музыка Сергея Курёхина к «Трём сёстрам», само собой, эталонные копии других фильмов, включая «Анну Каренину» и «Ассу-2»…
Возвращаясь к началу нашей беседы, скажу, что в последнее время меня порой всё-таки посещает острое ощущение своей ненужности, лишнести. Это, можно сказать, новое для меня чувство. Его не было при «проклятой советской власти». Разумеется, в той страшной системе многое мы не принимали, ненавидели. Но всё равно было чувство, что ты кому-то зачем-то нужен, ты с твоими картинами. Последние 20лет работаешь, что-то вроде бы получается, создаёшь какой-то продукт для себя, для друзей, ну ещё для нескольких сотен людей, которые каким-то чудом находят и смотрят твои картины. А вот в Госфильмофонде среди коробок со своими фильмами я вдруг осознал, что нет, я всё-таки, извините, не выкинул свою жизнь на помойку «рыночной экономики». Чего-то я всё время работал, и это вдруг здесь, в Госфильмофонде, оказалось кому-то нужным. Всё сохранилось и сохраняется в идеальном порядке и, как знать, может быть, кому-то ещё и пригодится.
Когда приходишь во ВГИК, испытываешь подобные чувства. И там не просто гробишь время, просвистывая его в не обязательных ни для кого советах, а что-то такое пытаешься заложить, посеять, что ли. Делаешь какое-то вложение в то, что, может быть, будет кому-то и нужно. А вот бакалавры и магистры, думаю, не будут нужны никому никогда.
Потому завершаем тем, с чего оптимистически начали. Никакой личной трагедии я всё-таки не испытываю. Кой-какая печаль, конечно, есть, но она довольно светла.