Литературная Газета 6316 ( № 12 2011)
Шрифт:
Комментарии:
Отметка за поведение
Искусство
Отметка за поведение
КНИЖНЫЙ
РЯД
Орлов Д.К. Реплика в зал. Записки
Тем, кто в своё время от корки до корки прочитывал «Советский экран», равно как и тем, кто, отложив все дела, устраивался перед телевизором смотреть «Кинопанораму», Даля Орлова представлять не нужно. Этим читателям его воспоминания интересны в первую очередь историями о киношниках. Тарковский, Климов, Чухрай, Герасимов, Рязанов… Басилашвили, Переверзев, Самойлов, Тихонов, Баталов… Беглые зарисовки, серьёзные «творческие портреты», а то и просто пара строк: живо, ярко, не лишено остроумия, хотя и не всё равноценно. Мелькающая время от времени лексика, которую в былые времена считали непечатной, у такого автора воспринимается как некая дань нынешнему свободоречию, а не как неотъемлемая черта стиля. Но вот о чём жалеешь всерьёз, так это о том, что издательство «Новая элита» решило, по всей видимости, сэкономить не только на редакторе, но и на корректоре: в тексте довольно много досадных «очепяток».
Тем же, кто имеет к кино интерес профессиональный, эта книга предоставит немало интереснейшей информации к размышлению. Кардиналу Ришелье приписывают фразу: «Люди пишут мемуары не для потомков, а для себя». Трудно не согласиться. Поскольку как бы человек вспоминающий ни старался быть объективным, у него это вряд ли получится. Даль Орлов заранее предупреждает читателя: я субъективен. Добавим – неполиткорректен в определениях. И это – хорошо. Потому что для многих при написании меморий главным становится стремление и себя в глазах публики обелить, и, не дай бог, не обидеть ненароком какую-нибудь персону грата. Орлов поступает прямо противоположно. Не умаляя талантов гениев, упоминает и о тех случаях, когда по мерке человеческой поступали они не совсем порядочно. А то и вовсе непорядочно. Однако, и отдадим тут должное автору, пишет только о случаях, коим был свидетелем или непосредственным участником событий. Слухи, а в киношном мире в них никогда недостатка не было, опровергает при каждой возможности.
Но категоричнее всего он относится к себе самому. Нет, это не саморазоблачение и не покаяние. Это максимально трезвый (в ситуации когда человек рассказывает о себе огромному количеству посторонних людей, сиречь читателей) «разбор полётов». Автор пытается объяснить, почему он в той или иной ситуации вёл себя именно так, а не иначе. Он из тех, кто всю жизнь соблюдал правила: его так воспитали. Да и спорт наложил свой отпечаток: в футбол по правилам хоккея не играют. Хочешь играть – соблюдай, нет – отправляйся на трибуны для зрителей. Жизнь – тоже игра по правилам. Независимо от того, в каком обществе человек живёт. В советском обществе этих правил было очень много, и весьма жёстких. Логика автора проста: гораздо честнее соблюдать правила, по мере сил и возможностей оставаясь приличным человеком, чем получая от государства все полагающиеся по рангу и положению преференции, блистать в соответствующих кругах в амплуа её хулителя.
На систему советского кинематографа и на её функционеров (среди коих немалое количество лет пребывал и Орлов, пусть и не на самых высоких постах) за последние двадцать лет было вылито немало грязи. Между тем и примеров тому в книге приведено немало, далеко не всё в этой системе было плохо. Да и чиновникам не всё человеческое было чуждо:
Андрей БОРОДИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Она так и не сказала себе: «Люся, стоп!»
Искусство
Она так и не сказала себе: «Люся, стоп!»
ЭПИТАФИЯ
У одних эта женщина вызывала безграничное восхищение, у других – плохо скрываемое раздражение или уже совсем нескрываемую зависть. Среди тех, кто видел её хотя бы однажды, равнодушных мало. То, что природа одарила её всем, чем смогла, не смеют отрицать даже её недруги. Но, говоря о Гурченко, подавляющее большинство обычно перечисляет её блистательные роли в кино и театре, восхищаются неповторимым голосом, своеобразной пластикой, фантастической музыкальностью. Актриса, певица, танцовщица…
Написанные Людмилой Марковной книги вспоминают, увы, гораздо реже и в основном для того, чтобы сравнить написанное там со слухами и сплетнями, на кои, особенно в последнее время, так была щедра жёлтая пресса. А между тем «Моё взрослое детство», «Аплодисменты» и «Люся, стоп!» – это литература немыслимого накала чувств, предельно возможной (для человека актёрской профессии) искренности. Это стиль, отражающий личность автора. Это умение держать сюжет. Это тонкое кружево деталей и штрихов, придающих её текстам трёхмерность, почти осязаемость. В них, по завету поэта, дышат и судьба, и почва: в отличие от многих и многих звёзд Гурченко никогда не стыдилась своего «незвёздного» происхождения. Раскладывать эти книги по жанровым «полочкам» абсолютно бессмысленно. Ведь и жизнь написавшей их женщины неразложима на составляющие: вот тут кино, там эстрада, а здесь работы на телевидении.
– Профессия актёра, – говорила она, – это не свод прописных истин, а драма, развивающаяся по своим собственным внутренним законам.
Чего-чего, а драматизма в судьбе Людмилы Гурченко хватило бы на три-четыре биографии, а то и поболее. Судьба никогда не была к ней особенно ласкова, но она никогда ничего у неё не просила. Всё, на что считала себя вправе, брала сама.
И вот последний акт сыгран. Занавес опущен. Но отзвуки аплодисментов ещё дрожат в воздухе.
Какой пророческой оказалась давняя «шутка» завистливого коллеги. Её действительно никто не любил, кроме народа. И будет любить. Людмила Марковна не очень в это верила: «Забудут! Уж поверьте мне. Мода уходит, и люди всё забывают. Приходит другой человек, с другой правдой. И слова другие в этой правде. И метр правды меряется другими сантиметрами». Эти самые «другие», конечно, пришли. И правда у них другая, и слова в ней. Но любовь ведь не словами меряется. И наверное, даже не правдой. Потому-то у людей любящих такая долгая память.