Литературная Газета 6364 ( № 12 2012)

Литературная Газета

– Ну люблю я её, понимаешь?.. Я всё у неё по хозяйству делал[?] Я её половину лета имел[?] С конца весны[?] А когда болела, лекарство носил[?] И тут вдруг говорит: "Я в тебе больше не нуждаюсь". Это как?.. Почему?.. Не объясняет. А я ведь люблю её!

– Забудь. Найди другую.

– Но как же так, она пол-лета спала со мной!.. А другая мне не нужна!

– Значит, будешь куковать в одиночестве.

– Вернётся она ко мне[?] Должна вернуться[?] Нет же причины, чтоб не вернуться.

– Может, она другого

себе нашла?

– Нет другого. Мне всё видно, я же напротив живу.

Хаотично жестикулирует, в глазах красные прожилки, нервно чешет взлохмаченную голову, кинув бейсболку на лавку. И ведь не книжный какой-нибудь мальчик, в мире иллюзий пребывающий, крепкий деревенский парень, привычный к тяготам жизни, вроде должен понимать, что такова реальность. Нет, не согласен. Бунтует. Верит в свою химеру[?] Ему зачем-то нужно в неё верить[?] Загадка бытия!..

Спрашиваю, кто ж ей теперь воду носит.

– Семён.

Тут надо сказать, что Лёник Семёну - шурин, живут под одной крышей, в доме-пятистенке, доставшемся доярке Рае и её брату Лёнику от их родителей. Семён здесь когда-то появился примаком, но вскоре это обстоятельство забылось. Под этой же крышей у Семёна с Раей выросли, а потом отселились Надька, живущая сейчас в соседней деревне (работящая девка, но, по мнению отца, беспутная, потому как вышла за беспаспортного узбека, родив от него сына), и толковый паренёк Павлик, недавно отслуживший срочную, работает каменщиком где-то в Подмосковье. По общему мнению, хорошие получились дети, несмотря на пристрастие Семёна к выпивке.

Лёник же, их дядька, устроить свою отдельную семейную жизнь не удосужился, попадались ему какие-то шалавы без необходимой в супружестве серьёзности. А тут такая возможность замаячила. Ненадолго, правда. Но, может, внезапный, никак не объяснённый отказ соседки всего лишь каприз? Проверяет, долговечны ли его чувства? А общение с Семёном - попытка возбудить у проходящего проверку Лёника ревность?.. Попробуй разгадать тайные замыслы одинокой женщины!..

К тому же и появилась она в деревне как-то странно. Никто её здесь не знал. Приехала на старом жигуле, с пожилым человеком за рулём. А до этого приезда он здесь был один, дом осматривал, сказав Семёну Жуйкову, что с нынешними его владельцами (внуками умершего деда, живущими во Владимире) договорился снять на лето. Вселившись, соседка ни с кем дружбу не завела, у автолавки только здоровалась, пресекая попытки расспросов ледяным молчанием. Но с Семёном и Лёником отношения возникли. Да такие, что вся деревня теперь гадала, чем всё это может кончиться.

Но как бы то ни было, уже сейчас с ними обоими произошли невероятные перемены: Семён Жуйков, надевавший белую рубашку только по праздникам, стал щеголять в ней каждый день, регулярно стирая, на что его жена Рая (ездившая "на комплекс" к своим коровам в чём-нибудь сереньком) смотрела как на приступ сумасшествия.

Деревенскую же общественность более всего поразило другое: Семён вдруг устроился на постоянную работу - на лесосклад сторожем - и прекратил пить, а вот Лёник, обычно воротивший нос только от одного запаха спиртного, стал прикладываться, причём чем дальше, тем регулярнее.

Он исповедовался мне до глубокой ночи, вспоминая, как водил соседку на Городок - так называют здесь холм с остатками древнего городища. Показывал ей оттуда вьющуюся внизу серебристую

Клязьму, синее Заречье, сверкающие осколки стариц, обрамлённые камышами. Потом ломал ей ветки цветущей черёмухи - завалил ими весь её дом.

– Зовут-то её как?

– Кого?
– не понял Лёник.

– Твою зазнобу.

Опустил Лёник взгляд в тарелку с недоеденным огурцом, произнёс тихо, будто боясь спугнуть:

– Лилией.

– Красивое имя. А почему, я слышал, Семён её цацей зовёт?

– Это он от досады. Она в очках ходит.

Я пошёл его провожать. Под крыльцом Лёника ждал Черныш, тут же ткнувшийся ему в ноги. В ночном небе шевелились звёзды, наверное, поэтому казалось, будто небо дышит. Самозабвенно стрекотали кузнечики. Мы шли по белевшей в сумраке улице, мимо тёмных спящих домов. Я спрашивал Лёника, что происходит в охотхозяйстве, где он работает с тех пор, как пришёл из армии, сколько стоят теперь охотпутёвки и не повывелась ли здесь дичь. У своей калитки Лёник остановился, махнул рукой в сторону дома напротив: там светилось одно окно.

– Наверное, книжку читает, а детей спать уложила.

– У неё и дети есть?

– Машенька с Петькой. Она их из Владимира, от своих родителей, привезла, когда я стал ей не нужен.

И повернувшись, Лёник ушёл в дом, забыв попрощаться, так был погружён в сумрачные свои думы.

А роковую Лилию я увидел на следующий же день в пёстрой очереди, у автолавки. Среди крупных деревенских женщин в ярких сарафанах и цветных панамках она была такая одна: щупленькая, в больших вполлица очках, слегка затемнённых, в соломенной шляпке с голубой лентой, в белых шортах и майке, похожая на переодетого в женское подростка. Рядом толклись её детки - девочка в коротком платьице и мальчик в джинсовых шортиках с бахромой. Ростом они были почти с маму.

И я понял, почему деревенское общественное мнение воспринимало сердечно-драматическую историю Лёника и примкнувшего к нему Семёна с насмешкой: разве можно всерьёз влюбиться в такую цацу в очках, наверняка не способную ни грядку вскопать, ни печь протопить?..

Однако главное потрясение ждало деревню чуть позже. В тот жаркий день на пляже скопилось почти всё летнее население деревни. Клязьма кипела от мельтешения ребячьих тел, глаза уставали следить за ними. К тому же под соснами разворачивались свои невероятные события. Полуобнажённый народ тут располагался отдельными группами, без конца пил охлаждённую газировку и громко разговаривал. Первый раз все разговоры смолкли, когда появилась Лилия со своими ребятишками, сопровождаемая Семёном Жуйковым. Он нёс большую спортивную сумку, был выбрит, трезв и в белой рубашке. По-хозяйски споро расстелил покрывало на взгорке, выложил бутыли с водой, какие-то свёртки и сел, не раздеваясь, рядом.

Он заворожённо смотрел, как Лилия освобождает своё маленькое гибкое тело от майки с шортами, раздевает детей и, не снимая очков, идёт к реке. Вот она, худая, тонкая, с двумя полосками-бикини, поёживаясь, входит в воду, медленно в ней движется, словно бы не обращая внимания на своих плывущих рядом ребят. Потом возвращается - без них, но зорко косит в их сторону, готовая сорваться к ним по первому крику, похожая на гимнастку, завершившую свою разминку.

Второй раз тишина под соснами возникла с появлением Лёника.