Литературная Газета 6365 ( № 13 2012)
Шрифт:
– Через полчаса или час?
– удивился Енисеев.
– Но туман сгущается, видимость метров двести! Вы-то, наверное, с трудом сели, а они?
– Не беспокойся. Их самолёт набит электроникой. Они сядут и с завязанными глазами. Слушай, а где здесь бар?
– Нигде. Это же военный аэродром.
– А "дьюти-фри"?
– Тоже нет.
Белобрысый
заметно расстроился.
–
– Енисеев вынул из кармана куртки маленькую бутылочку "Ред Лэйбл" из Надиных запасов и протянул поляку.
От радости тот перешёл на польский:
– О-о! Дзенькую! Дзенькую! Спасибо! Вчера перед вылетом сильно выпили, а в самолёте сухой закон! Вот так вы, русские, поляков покупаете!
– И неполяков тоже, - уточнил Енисеев.
Белобрысый загоготал, мигом открутил голову бутылочке и отхлебнул половину.
– А ты будешь?
– Пей, у меня ещё есть, - Енисеев достал другую бутылочку, "Джек Дэниэльс", и тоже отхлебнул.
– Да у тебя полные карманы виски!
– с завистью воскликнул поляк.
– А ещё говорят, что русские непрактичны! Я вот недодумался взять с собой!
– Всё же, я думаю, они не прилетят[?] - сказал Енисеев, щурясь на туман, уже вплотную подступивший к окнам аэропорта.
– Разве можно рисковать в таком тумане, даже если самолёт набит электроникой? Они, наверное, уйдут на запасной аэродром.
– Да ты что? Какой запасной аэродром? Только Смоленск! Церемония назначена на утро! Там, в Катыни, уже люди собрались!
Енисеева как будто что-то толкнуло в спину. Знакомо, с томительной оттяжкой, ударило сердце. Он ещё и не думал ничего говорить, как услышал, словно со стороны, свой голос:
– Самолёт Качиньского через сорок минут разобьётся при посадке. Все люди на борту погибнут.
Поляк остолбенел, а потом осклабился:
– А, понимаю, шутка, чёрный юмор! Или, как у вас говорят[?] прикол!
– Он погрозил пальцем: - Не любите вы Леха Качиньского! Ох не любите! Или ты стрингер и хочешь сенсации? Но сенсации приходят, когда их не ждёшь. Ладно, пойду к своим. Спасибо за виски!
Он ушёл, а Енисеев невидящими глазами смотрел ему вслед. Потом глянул на часы: 10.01.
– Ты чего его пугаешь?
– недоумённо спросил фотограф.
– Это же не шутка - самолёт с людьми! Они здесь при чём? Стюардессы, например? У тебя же жена - стюардесса! Она случайно не в полёте? Готов спорить, что сейчас этот журналюга будет своим рассказывать, какие русские папарацци кровожадные.
Енисеев ничего ему не ответил и отошёл в сторонку. Ему было страшно. Никогда он ещё ничего не предсказывал о гибели людей и не желал ничьей гибели. Не хотел же он гибели своим дядьям, когда сказал им в детстве, что они гибнут! Если речь шла о жизни людей, для него не имело абсолютно никакого значения, русофоб или не русофоб Качиньский и так ли уж невинны люди, летящие с ним. Не он им давал жизнь, не ему отнимать её. Енисеев читал о колдунах и экстрасенсах, потаённые злые желания которых материализовались помимо их воли. Но ни по пути в Смоленск, ни во время ожидания на этом убогом аэродроме он не испытывал и тени желания, чтобы самолёт Качиньского разбился. Он даже ни о чём подобном
Впервые за историю своих предсказаний Енисеев стоял перед необходимостью что-то делать. От него совершенно не зависело, начнётся война в Афганистане или нет, заработают или нет остановившиеся моторы во время памятного иркутского рейса. Он лишь сказал, что война начнётся и что через двадцать минут двигатели заработают. Он не мог ничего изменить в будущем Путина, увидев его сходство с бюстом Цезаря из Британского музея. Он лишь написал, что Путин из того же типа людей, что и Цезарь, и политические клоуны - ему не конкуренты. Но самолёт Качиньского, если верить польскому журналисту, был ещё в воздухе и будет ещё не меньше получаса. Пророчество гласило, что он разобьётся при посадке, - стало быть, пока он в воздухе, ещё можно что-то изменить. И, хотя история человеческих пророчеств ясно говорила о том, что все попытки не допустить предсказанного лишь способствовали его свершению, он не мог просто так сидеть и ждать. Хотя бы из-за того, что Надя тоже могла быть в воздухе, как верно сказал фотограф. Ничего не предпринимать сейчас было бы предательством по отношению к ней. Или, во всяком случае, дурным предзнаменованием того, что могло случиться и с ней. Ведь они познакомились, когда он предсказал нечто прямо противоположное тому, что предсказал сейчас.
Но куда идти? К руководителю полётов? К диспетчерам? Он потратит драгоценные полчаса только на то, чтобы пробиться к ним, а если пробьётся, время для принятия решений уйдёт на выяснение, не сумасшедший ли он. Енисеев дрожащими руками вынул из кармана бутылочку виски и отхлебнул. Время таяло неумолимо. Он встал и пошёл к полякам.
Белобрысый парень, завидев его, взмахнул руками:
– О! К нам пожаловал ходячий склад виски! Не нужна ли ещё какая-нибудь эксклюзивная информация в обмен на бутылочку?
– Отойдём в сторонку, - предложил Енисеев.
– Добже, одейдзем в бок!
– с готовностью отозвался поляк, которого, видимо, не оставляла мысль о дармовой выпивке.
– Но если ты насчёт самолёта Качиньского, то он ещё не упал, - сострил он.
– Я именно насчёт самолёта, - понизив голос, сказал Енисеев.
– Понимаешь[?] ведь я не пошутил. Я вообще предпочитаю не шутить, когда дело касается чьей-нибудь смерти. Просто я иногда ни с того ни с сего говорю вещи, которые[?] сбываются. Понимаешь?
– Ты предсказываешь будущее? Как Нострадамус?
Енисеев вложил ему в руку "мерзавчик" с виски.
– Выпей ещё, но послушай меня внимательно и серьёзно. У нас мало времени. Я не Нострадамус и не предсказываю специально будущего, но иногда это у меня получается. Я познакомился со своей женой в самолёте, и тут внезапно отказали два двигателя. Я сказал, и сам не знаю почему, что они заработают через двадцать минут. И ровно через двадцать минут они заработали. Не исключено, что это случайность, но они заработали! Я сказал Юлии Тимошенко, и тоже не знаю зачем, сколько голосов она недоберёт для победы. И именно столько она не набрала. И вот теперь, когда я точно таким же образом вдруг предрёк гибель самолёта, я спрашиваю себя: что будет дальше? Я сказал, что он разобьётся при посадке, стало быть, ещё есть время предотвратить крушение. Но его с каждой секундой остаётся всё меньше.