Литературная Газета 6368 ( № 16 2012)
Шрифт:
Мы, кажется, понимаем метафизический ужас, объявший душу будущего великого преобразователя России. Не только судьба страны, но и его собственная судьба оказалась высказана и предсказана чеховским рассказом, главный герой которого кончает так же, как будущий вождь революции. Впрочем, если следовать глобальной метафоре Лескова, роль большевика, в руках которого в конце концов оказывается власть в больнице, больше подходит сторожу Никите. Сам же её "самодержец", доктор Андрей Ефимыч, - это тогда уж, скорее, Николай II.
Конечно, нужно оговориться - сам Чехов вовсе не предполагал такого прочтения своего рассказа. Лесков замечает, что Антон Павлович лично говорил ему, что "сам
Узнаваемы и обитатели палаты №6: печальный человек с заплаканными глазами, целыми днями вздыхающий и глядящий в одну точку; блаженный Мойсейка, собирающий свою "копеечку"; мещанин, лелеющий под подушкой невидимый никому "орден звезды"; оплывшее жиром бесформенное животное, потерявшее всякую чувствительность к жизни и боли; и, наконец, классический русский интеллигент, страдающий манией преследования, развившейся на почве чувства вины (это почти пародия на конфликт "Преступления и наказания").
А вот и начальство: смотритель, кастелянша и набожный фельдшер, безжалостно грабящие больных; испитой сторож Никита, бывший солдат со здоровенными кулаками, больше всего на свете любящий "порядок" и убеждённый, что "их надо бить", потому что без этого "не было бы порядка"; и, наконец, самодержец больницы - доктор Андрей Ефимыч с его безупречной философией: "Зачем что-то менять?"
Начальник больницы - отнюдь не тиран, а просвещённый правитель. Он хорошо понимает, что больница - учреждение безнравственное и вредное для здоровья. Что лучшее, что можно сделать, - выпустить больных на волю, а больницу закрыть. Но поскольку это, согласно философии доктора, бесполезно (ведь если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, она тут же перейдёт в другое), приходится ждать, "когда она сама выветрится" (вспомним, кстати, мистицизм Николая).
Устроить жизнь умную и честную, какую доктор любит, он не может из-за отсутствия характера и веры в своё право. Прогнать ворюгу-смотрителя - выше его сил. Заниматься же больными по правилам науки он не в состоянии, поскольку для этого нужны "чистота и вентиляция, а не грязь, здоровая пища, а не щи из вонючей капусты, хорошие помощники, а не воры". Из этого порочного круга доктор снова выходит философски: к чему мешать людям умирать, если смерть есть законный конец каждого? Зачем облегчать страдания, если они ведут к совершенству (ещё один камешек в огород Достоевского).
В конце концов, если человечество научится помогать себе пилюлями и каплями, оно совершенно забросит философию и религию, которые до сих пор служили ему защитой и дорогой к счастью. Наконец, если Пушкин и Гейне мучились перед смертью, почему бы не помучиться и какой-нибудь Матрёне Савишне, бессодержательная жизнь которой стала бы без страданий окончательно пуста?
Духовные искания русской литературы выведены здесь с безукоризненной логикой и неподражаемым сарказмом (достаётся не только Достоевскому, но и толстовскому "непротивлению"). Замечателен и вывод: доктор Андрей Ефимыч, придавленный своими размышлениями, окончательно опускает руки и начинает ходить в больницу через день. Ведь "всё вздор и суета", и потому "разницы между моей и венской клиникой нет никакой", - убеждает он себя. Правда, некая скорбь и чувство, похожее на зависть, мешают быть до конца равнодушным.
В
Замечателен и образ революционной интеллигенции в лице Ивана Дмитрича - человека умного, тонкого, деликатного, порядочного, нравственного, несчастного и больного. Человечество Иван Дмитрич делит исключительно "на честных и подлецов", говорить больше всего любит о "сплочённости интеллигентских сил", необходимости обществу "осознать себя и ужаснуться", а также с восторгом - о женщинах и любви (хотя ни разу не был влюблён).
Как и положено настоящему интеллигенту, Иван Дмитрич - в застенке. Правда, история его "революционной борьбы" предельно комична. Повстречав раз на улице арестантов и конвойных (встречи с которыми прежде возбуждали в нём чувство сострадания и неловкости), он испытал тревожное чувство, что его тоже "могут заковать". Случайная встреча с полицейским надзирателем окончательно лишает его душевного равновесия. Он не преступник, но ведь нельзя помышлять о справедливости в обществе, в котором всякое насилие встречается как разумная необходимость, а милосердие вызывает мстительное чувство? А значит, даже если ты не виновен, спасенья нет. Возрастающие тревога, чувство вины и безысходности быстро сводят Иван Дмитрича с ума и приводят в палату №6.
Лучшие страницы рассказа посвящены встречам просвещённой власти и интеллигенции.
– Убить эту гадину! Утопить в отхожем месте!
– с молодым азартом встречает доктора Иван Дмитрич.
– За что?
– спокойно и кротко спрашивает его просвещённая власть.
– Шарлатан! Палач!
– отвечает возмущённая интеллигенция, - за что вы меня здесь держите?
– За то, что вы больны, - рассудительно отвечает власть.
– Да, болен, - уже не столь уверенно соглашается интеллигенция.
– Но ведь сотни сумасшедших гуляют на свободе, притом что вы неспособны отличить их от здоровых. Почему должны сидеть мы, а не ваша больничная сволочь, хотя в нравственном отношении вы неизмеримо ниже каждого из нас? Где логика?
– Логика тут ни при чём, - рассудительно отвечает власть, садясь на любимый конёк своей "мистической философии".
– Всё зависит от случая. Кого посадили - тот сидит, кого не посадили - гуляет. В том, что вы душевнобольной, а я доктор, нет ни нравственности, ни логики, одна пустая случайность.
– Этой ерунды я не понимаю, - бормочет сбитая с толку интеллигенция и дрогнувшим голосом просит её отпустить.
– Не могу, это не в моей власти, - грустно отвечает на это власть.
– Ведь если я вас отпущу, вас тут же задержат горожане и полиция и вернут назад.
– Да, да, это правда - отвечает окончательно упавшая духом интеллигенция.
– Что же мне делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?
За этим классическим вопросом русской интеллигенции следует Откровение - мгновение узнавания и кульминация встречи. Взглянув на своего вечного спутника во всей его искренней наивности и непосредственности, власть проникается к нему столь глубокой симпатией, что отечески, даже братски, присев рядом на больничную кровать, отвечает ему со всем душевным участием: Вы спрашиваете, что делать? Самое лучшее в вашем положении - бежать. Но поскольку это, к сожалению, бесполезно, остаётся сидеть. Ведь кто-то же должен сидеть, раз существуют тюрьмы? Не вы, так я, не я, так кто-нибудь третий[?] Но погодите, - открывает свои сокровенные думы власть, - когда-нибудь закончат своё существование тюрьмы и сумасшедшие дома, не будет ни решёток на окнах, ни халатов[?]