Литературная Газета 6373 ( № 21 2012)

Литературная Газета

О возросшей ответственности говорит и член Общественной палаты Светлана Разворотнева, которая считает, что в первую очередь районные депутаты должны заниматься жилищным просвещением граждан. "Люди должны научиться разбираться со своими управляющими компаниями, подрядчиками", - считает Разворотнева.

Её поддерживает президент фонда "Институт экономики города" Надежда Косарева. "Муниципальный депутат должен многое знать и уметь, - говорит она.
– К примеру, народные избранники должны хорошо разбираться в вопросах, связанных с жилищным управлением. Жители района будут приходить и жаловаться им на свою эксплуатирующую организацию. Чтобы обращения не уходили впустую, народные избранники должны контролировать местные управляющие компании. Если же никакие жалобы не помогают, то справиться с УК можно, только выбрав другую организацию. Для этого надо провести общее собрание собственников.

Задача непростая, но нужная. Вряд ли этим будет заниматься кто-то кроме муниципалов. Значит, последние должны уметь общаться с людьми".

Многие профессионалы знают, что изначально в Москве полномочия местных депутатов были ограничены. Для "двух столиц" действовал особый порядок, который обусловлен тем, что в большом городе повышенное значение уделяется единству управления, слаженной работе всех систем городского хозяйства. В других российских городах полномочия мест[?]ных депутатов шире. Но, с другой стороны, специалисты понимают, что полномочия - это ещё не всё, должно быть соответствующее финансирование. И с этим в столице как раз всё в порядке. Под контроль местных депутатов передаётся более 60 процентов бюджетов районов. А это огромные деньги. Например, в 2012 году на благоустройство дворов и выборочный капитальный ремонт домов в Москве направляется более 20 млрд. рублей. В среднем на район - 164 млн. На благоустройство парков и скверов - 5,5 млрд. В среднем на район - 44млн. рублей.

Существенные суммы говорят о том, что депутатам даются реальные рычаги воздействия на политику в районе, а не просто красивые декларации.

Расширение полномочий местного самоуправления - часть общей городской политики по всё большему вовлечению горожан в управление своим городом. "Расширение полномочий местных депутатов говорит о том, что город и исполнительная власть начали диалог с гражданским обществом, - считает Татьяна Портнова.
– Районные собрания получили существенные рычаги давления на процессы, происходящие на подконтрольной им территории". Росту гражданского участия в жизни города будет способствовать не только реформа МСУ, но и создание Общественной палаты Москвы, о котором заявил недавно мэр Собянин, и смягчение условий выдвижения кандидатов в мэры города, которое позволяет участвовать в выборах всем конструктивным силам. Не надо забывать и о ряде электронных ресурсов, таких как "Наш город" или "Дороги Москвы", которые позволяют москвичам в режиме онлайн высказывать свои комментарии по самым разным городским вопросам и тем самым оперативно влиять на то, что происходит в городе.

Наталья ФИЛАТОВА, Виктория ЯДЫКИНА

Русский Екклесиаст

Русский Екклесиаст

ИВАН ГОНЧАРОВ - 200

Главное - наличие в произведении составляющей, понятной всем и всегда. Со временем такое произведение может быть перетолковано. Исторические реалии, отражение действительности - всё это окажется отодвинутым на второй план. Зато вперёд выйдут новые смыслы, возможно, невнятные даже автору. Речь, разумеется, не идёт о так называемом новом прочтении, практикуемом в современном театре. Когда вдруг выясняется, что ничего, кроме подавленной сексуальности, причём в самых извращённых формах, в русской литературе отродясь не водилось. Речь идёт о вечных и проклятых вопросах, не дающих человеку покоя от дней творения. О тех самых терзаниях, возникающих при мысли "зачем я?", "для чего я?" Если произведение содержит такие вопросы, то в каждую новую эпоху неизбежно появление новых смыслов. Потому что каждое новое поколение читателей ищет свои ответы на вечные вопросы.

Какое, например, сегодняшнему читателю дело до смены помещиков разночинцами в России XIXвека? Хотя бы даже эти самые разночинцы содействовали развитию промышленности и буржуазных отношений. Чтение художественной литературы не должно превращаться в археологию. Как не должно оно превращаться и в подглядывание в замочную скважину за теми подробностями личной жизни писателя, что так или иначе проникают в произведение и с горячим затем усердием извлекаются из него стараниями отдельных исследователей. Тот кристалл вечного, заключённый в великом произведении, испытывается временем, очищаясь постепенно от сиюминутного и поворачиваясь к читателю разными гранями, в которых отражаются или, напротив, просвечиваются разные смыслы.

Желая того или нет, И.А. Гончаров создал глубоко религиозный роман с неповторимым, ускользающим от прямолинейных трактовок главным героем. Уникальность Обломова состоит в его двойственности

и парадоксальности. Это трудноуловимый, не поддающийся однозначному истолкованию персонаж, персонаж с двойным дном. Внешне он совершенно бездеятелен и проводит дни, распластавшись на диване. Но по-своему, внутри собственной системы ценностей и взглядов, он последователен и деятелен чрезвычайно. Обломов и Штольц традиционно противопоставляются друг другу, являясь равноправно существующими противоречиями. Наметив ещё в "Обыкновенной истории" подобную же антиномию, на примере дяди и племянника Адуевых, Гончаров только усилил её в "Обломове", превратив к тому же двух разнополюсных героев в выразителей двух философских систем. Штольц, существующий и действующий "для самого труда, больше ни для чего", потому что "труд - образ, содержание, стихия и цель жизни", выражает философию кальвинизма, в соответствии с которой труд понимается как религиозная обязанность, а бездействие, леность приравниваются к греху. Обломов выступает продолжателем Екклесиаста, провозгласившего: "Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его - скорби, и труды его - беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это - суета!" (Еккл., 2:22-23) "Всё вечная беготня взапуски, - вторит Екклесиасту Илья Ильич, - вечная игра дрянных страстишек, особенно жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды, щелчки друг другу <[?]> Скука, скука, скука!.."

В системе Кальвина-Штольца Обломов - лежебока и бездельник. В системе Екклесиаста-Обломова Илья Ильич - самый что ни на есть деятель. Н.А. Добролюбов истолковал "обломовщину" как проявление разлада между словом и делом. Но в отличие от древнего мудреца, вздыхавшего: "Всё суета!" и вместе с тем то испытывавшего себя весельем, то пытавшегося насладиться добром, а в общем, ведшего себя крайне непоследовательно, Илья Ильич, оглянувшись как-то, сказал о жизни: "Какая скука!" После чего облачился в шлафрок и лёг на диван, проявив себя человеком в высшей степени последовательным и деятельным. Если понимать, что деятельный человек следует принципу: "сказано - сделано".

Лишь однажды, подобно Екклесиасту, позволил себе Илья Ильич испытать своё сердце. Гонимый чувством к Ольге Ильинской, Обломов покинул свой диван. Покинул, чтобы в ближайшее затем время понять: "Лучше горсть с покоем, чем пригоршни с трудом и томлением духа" (Еккл., 4:6).

Обломовский диван занимает в романе одно из центральных мест. Значительную часть времени Илья Ильич проводит именно на нём. Здесь то в форме монолога, то диалога размышляет он о скуке и суетности жизни. Это особая территория, недоступная для других, для внешних, подающая Илье Ильичу единственное потребное для него и ценимое им благо - покой и беззаботность. Сделав попытку покинуть эту территорию, разочарованный Обломов довольно скоро вернулся, чтобы никогда уже не выходить за её пределы. Можно даже сказать, что на Агафье Матвеевне Пшеницыной Обломов женился, не сходя с дивана. Диван - это своего рода Эдем, хоть и сжавшийся до смехотворных размеров. Именно на диване видит Обломов свой знаменитый сон, содержащий апофеоз "обломовщины", или философии, Ильи Ильича.

Характерно, что IX глава была написана прежде самого романа. Гончаров называл "Сон Обломова" увертюрой, подчёркивая, что роман не просто начался с этой главы, но и вышел из неё. И хотя Илья Ильич действительно спит, "сон" в данном случае используется не только и не столько в значении "не явь". "Сон" выступает синонимом "мечты". Обломов грезит блаженством, навсегда и безвозвратно утраченным. Блаженством, сводимым к созерцательному покою, чуждому заботам и попечениям. Обломовка, которую он видит во сне, более всего напоминает утерянный рай, память и мечту о котором хранит Илья Ильич.

До своего грехопадения первые люди жили в саду Едемском, вкушая от всякого древа и обладая землёй, владычествуя над тварями и не стесняясь наготы своей. То же и обломовцы, без труда вкушающие плоды. Всё, что есть на подвластной им земле, подчиняется им беспрекословно. Кругом царят нерушимые тишина и покой. Сон перемежается вкусными кушаньями, и никто не стесняется наготы своей сиречь непосредственности, искренности и даже невежества. "Скука!" - восклицает Штольц, глядя на обломовскую идиллию. "Скука!
– отвечает ему Обломов, указуя на петербургскую жизнь.
– Разве это не мертвецы? Разве не спят они всю жизнь сидя? <[?]> Разве это живые, неспящие люди? <[?]> Собираются, кормят друг друга, ни радушия, ни доброты, ни взаимного влечения!.."