Литературная Газета 6387 ( № 40 2012)
Шрифт:
Марина Цветаева.
Неизданное. Семья: История в письмах .
– М.: Эллис Лак, 2012.
– 592 с.
– 2000 экз.
Неопубликованные письма из двух огромных архивов, а также уникальные фотографии из государственных и частных коллекций составили эту книгу. Помимо многочисленных писем Марины Цветаевой и её близких, которые публикуются впервые, составители, для того чтобы у читателя сохранилось цельное впечатление, включили в сборник и письма, публиковавшиеся ранее (примерно
Ольга Русецкая.
Едем мы в Бородино: Рассказы
для детей .
– М.: ИПО "У Никитских ворот", 2012.
– 44 с.
– Тираж не указан.
Это непритязательные, простые, поучительные и забавные рассказики о детском житье-бытье. Они легки для восприятия, их можно читать вместе с родителями, а можно - даже ребёнку четырёх-пяти лет - читать самостоятельно. В некоторых рассказиках есть и сюжет, и мораль, в других - только смешная жизненная зарисовка. Наш детский эксперт затруднился сказать, какие ему понравились больше. Главная мысль рассказов Русецкой - семейная: детям очень даже есть чему поучиться у взрослых, но и взрослые порой вдохновляются детьми на великие свершения. Мальчик спасает деревце, бабушка с дедушкой играют в шахматы, пытаясь приохотить внука, папа читает и комментирует лермонтовское "Бородино"[?] Все картинки лучше, чем в реальной жизни, или по крайней мере в жизни такое бывает нечасто, - зато как приятно, когда бывает именно так.
Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус"
Татьяна ШАБАЕВА
«Святой мой народ»
«Святой мой народ»
Николай Зиновьев.
Стихотворения. – М.: Редакционно-издательский дом "Российский писатель", 2012.
– 224 с.
– 1000 экз.
Николай Зиновьев - известный русский поэт. Хочется сделать акцент на слове "русский", потому что тема национального самоопределения, тема России, её судьбы - ключевые для Зиновьева. Стали афоризмом его строки: "И человек сказал: "Я - русский", И Бог заплакал вместе с ним". У России особая миссия, она одновременно проклята и благословенна.
Есть в мире Запад,
есть Восток,
А между ними,
как мессия,
На отведённый
Богом срок
Распята ты, моя
Россия.
Одна война не улеглась,
Уже другая ладит сети.
По
между глаз
Нас узнают
на этом свете.
В центре внимания поэта всегда - Родина и душа, душа, переживающая за Родину. Книга пронизана искренней, страстно выраженной болью за всех: за стариков, за бомжей, за больных.
У знакомых -
больная дочь.
Инвалид, понимаешь,
с детства.
И никто ей не может
помочь.
Нету в мире такого
средства.
Понимаю, что я
ни при чём,
Понимаю, умом
понимаю[?]
Но немеет под левым
плечом,
Когда взгляд на неё
поднимаю[?]
("Когда взгляд
поднимаю")
Поэзия Николая Зиновьева - это поэзия сострадания, поэзия, обращённая не на себя, а идущая в мир сестрой милосердия. И поэтому она должна быть проста и внятна, без всяких изысков. К чему ей витиеватые рифмы и сложные метафоры. Разве больной, когда к нему приходит врач, смотрит на то, насколько доктор красив? Больного интересует только помощь, которую ему могут оказать. Так и со стихами Зиновьева. Они призваны одновременно тормошить и лечить, вскрывать болезненный нарыв и тут же врачевать.
Вполне понятно, что выбрана традиционная форма: когда идёшь к бомжу и несёшь ему миску горячего супа, зачем одновременно делать ещё и сальто?..
Часто используется прямое публицистическое высказывание, особенно в гражданских стихах, отчего собственно поэтических достоинств у стихотворения становится меньше, но для Зиновьева гораздо важнее смысл сказанного, а не форма, в которую оно облечено. Есть и прямое морализаторство, звучащее как обвинительный приговор времени.
[?]И любви весь вышел
срок,
Секс пришёл любви
на смену,
Воцарён везде порок,
Верность бьётся лбом
о стену[?]
("Весть")
Довольно много афористичных в четыре строки стихов-моралите.
Святой мой народ,
и святей не бывает.
Ты приглядись
к его горькой судьбе:
В поте лица он всё хлеб
добывает,
Но добывает его не себе.
В книге собраны стихи, неравнозначные по художественному достоинству: на одно удачное приходится несколько менее удачных, но так или иначе все они проникнуты страстной и убедительной энергией неравнодушного автора. И тем более ценны такие философски-добродушные, никого ничему не учащие, ни к чему не призывающие, а просто приглашающие разделить переживание как дружеское застолье.