Литературная Газета 6394 ( № 47 2012)
Шрифт:
И всё же какое отношение имеет сказка к загадкам русской души? Да самое прямое. Сказка совсем не ложь - в ней и намёк, и добрым молодцам урок. Она проста и доступна. Минуя экзистенциализм Достоевского, микроскоп Чехова, искания и нравоучения Толстого, сказка веками лепила портрет русского человека, раскрывала его душу. По совместительству она была и остаётся кладезем мудрости, инструкцией по безопасности жизни, руководством к действию и сборником статей по психологии. Надо только научиться читать. Ко всему прочему, сказка - это в чистом виде мечта о простом человеческом счастье, она нам строить и жить помогает. Есть у неё только один серьёзный недостаток: скоро она сказывается, да медленно
В зависимости от темперамента мы бредём, бежим, скачем, уверенно шагаем по дороге Повседневности или плывём по реке с тем же названием. И неизбежно наталкиваемся на указатели, предлагающие круто изменить курс. Решаются немногие: кто-то боится перемен, кто-то не хочет брать на себя ответственность, кому-то хочется, да колется, а кто-то просто не умеет читать знаки судьбы. Объединяет нас всех мечта о счастье, но понимает его каждый по-своему. Все хотят быть счастливыми, но не все читали Козьму Пруткова, и потому не все знают его мудрое речение: "Если хочешь быть счастливым - будь им". Сей слоган - прекрасное руководство к действию, он хорош для психотерапевтического упражнения, позитивен, и его мы используем на нашем указателе дорог к постижению души через изобразительное искусство:
налево - мечты-сновидения человека, решившего быть счастливым;
направо - лаборатория работы над ошибками человека, решившего быть счастливым;
прямо - миг между прошлым и будущим, когда человек может быть счастлив реально.
Наши герои статичны, но они статичны лишь в прямом смысле слова, не передвигаясь физически, как посетители музея. Если вы приглядитесь к ним повнимательней, то поймёте, что они вас разглядывают. В отличие от нас они ведут себя более сдержанно и в лицо вам своего мнения не высказывают. У каждого из них, как и у каждого из нас, своя история, своя тайна, своя загадка. Они - визуальные образы материализовавшейся творческой энергии, и они появились в нашем мире, чтобы помочь нам разобраться в себе, увидеть себя со стороны. Они уже сделали свой выбор, дело за нами. Сумеем ли мы найти в себе силы не только хотеть, но и добиваться желаемого, которое окажется лишь кратким счастливым мигом? Думайте сами, решайте сами, быть или не быть... счастливыми...
В своём представлении о счастье, в путях и средствах его достижения и проявляются особенности русского менталитета, породившего легенду о загадочности или, скорее, о загадочной непредсказуемости русской души.
Знак культуры
Знак культуры
ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ
Новая постановка Юрия Григоровича
в
Ноябрь в Большом театре и в современном искусстве России ознаменован рождением для новой сценической жизни балета Юрия Григоровича "Иван Грозный" на музыку Сергея Прокофьева.
"Литературная газета" уже отметила в своём первом кратком отклике на премьерные спектакли, что прошли они с оглушительным успехом. Это правда. Зал стоя приветствовал Григоровича и в первый день, и во второй, и по окончании спектакля, и перед началом второго акта, как только он был замечен в директорской ложе.
Энтузиазм публики на балетах Юрия Григоровича совсем особенный: это не одно лишь восхищение всепроникающим артистизмом его созданий и покоряющей виртуозностью ансамбля исполнителей - солистов и кордебалета. Это - чувство восторга от переживания подлинности, открывающей себя в одушевлённом сценическом пространстве.
"Иван Грозный" впервые явился на сцене Большого театра в 1975 году - тридцать семь лет назад. Я помню те премьерные спектакли.
Наталья Бессмертнова - Анастасия - неизгладимо запечатлелась в эмоциональной памяти: и сегодня живы каждое её движение, каждый сценический вздох, взгляд, её прикосновения к Ивану, её явление Ивану уже из другого мира, их небесно-вознесённый дуэт нереальной близости.
Юрий Владимиров (первый Иван) и Борис Акимов (первый Курбский) - сегодня педагоги-репетиторы, что работали над новым спектаклем рядом с Григоровичем.
Показалось, что Анна Никулина - Анастасия (её готовила Людмила Семеняка) в чём-то восходит к сценическому облику Бессмертновой.
Но и она, и ещё три Анастасии (Мария Виноградова, Нина Капцова, Ольга Смирнова) - отдельные актёрские свершения нынешних, совсем молодых солистов Большого. Как и исполнение партии Царя Ивана Грозного Павлом Дмитриченко, Михаилом Лобухиным, Александром Волчковым, Владиславом Лантратовым, и партии Князя Андрея Курбского Артёмом Овчаренко, Денисом Родькиным, Юрием Барановым.
Такой труппы, как в Большом театре, нет нигде, убеждён Григорович. Это его убеждение передаётся актёрам. Она вдохновенна, актёрски выразительна и содержательна.
Когда-то Гоголь в трактате "О театре, одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности" (четырнадцатая глава "Выбранных мест из переписки с друзьями") иронизировал над балетом своего времени, противопоставляя его театру драматическому. Но Гоголь не знал балетов Григоровича.
Мы знаем. И не перестаём узнавать - с каждой новой постановкой, казалось бы, известных уже во всём мире хореографических шедевров нашего действительно великого современника.
Абсолютная включённость хореографии Григоровича в образную сценическую достоверность декораций и костюмов Симона Вирсаладзе, заново изумляющих своею храмовой красотой и строгостью. Полное погружение сценического творения в музыку Сергея Прокофьева, всё более обнаруживающую - через хореографию Григоровича - свой глубинный драматизм и обретающую высокую гармонию в осмыслении трагедии мира (чутким ухом композитора Михаила Чуваки и самого Юрия Григоровича соткана органичная партитура балета из музыки к "Ивану Грозному" Эйзенштейна, "Русской увертюры", Третьей симфонии, фрагментов "Александра Невского"; за дирижёрским пультом был Павел Клиничев).