Литературная Газета 6420 ( № 25-26 2013)
Шрифт:
Безусловно, этим занимаются люди, не лишённые таланта, но не всегда обременённые специальным образованием. То есть «мы ГИТИСов не кончали, но считаем...». Такой взгляд на Станиславского поддерживает и определённая часть нашей критики. В последние годы сформировалась такая группа экзальтированных девушек плюс-минус пятидесяти лет и примкнувших к ним экзальтированных мальчиков того же возраста. Когда-то, в 90-х годах, когда им было чуть больше 30, их выпустили в Европу, и они увидели, что в спектакле можно употреблять нехорошие слова, можно заниматься тем, чем врачи занимаются в больнице, когда берут анализы. Это не абстракция, а вполне конкретный случай: пару лет назад на одном из престижных театральных фестивалей в Германии мы с Дмитрием Крымовым смотрели
Тем не менее европейский театр, как и российский, разный. Но мы почему-то бросились на этот запретный плод и объявили высшим достижением мирового театра то, что нам показывают в рамках фестиваля «NET». У нас появился ряд специалистов по Новому европейскому театру, и они начали рассказывать практикам российского театра, каким должен быть театр в XXI веке.
На самом же деле мировой театр – я это хорошо знаю, – включая голливудские и европейские школы, как незыблемый учебник начальной профессиональной технологии исповедует систему Станиславского. Никто из выдающихся практиков мирового театра XX, а теперь уже XXI века таких, как Стрелер, Гротовский, Брук, не подвергал сомнению первооснову самой системы. Можно открывать новые звёзды, можно строить космические корабли и даже лететь на эти звёзды, но то, что Земля вращается вокруг Солнца – неоспоримый факт. Система Станиславского – это такое же открытие, как система периодического закона Менделеева, как теория относительности Эйнштейна. Он открыл законы профессиональной работы артиста и режиссёра. Поэтому сегодня ставить под сомнение его вклад – это по меньшей мере признак дилетантизма, отсутствия глубоких знаний и профессионального образования.
– Вслед за системой Станиславского пошёл замах на ещё одно грандиозное достижение мировой культуры – русский репертуарный театр. Он ведь появился не вчера?
– До 1917 года он назывался антрепризным, а по сути был тем, чем стал в советские времена репертуарный театр, – с постоянной труппой, набранной как минимум на сезон, с подробной проработкой произведения, использованием всех технологий создания спектакля – звука, света, декораций, костюмов.
Мне кажется, совершенно глупо, бессмысленно и бездарно в угоду некой моде разрушать русский репертуарный театр. Притом что репертуарные театры, как и любые фирмы, учреждения, как и жизнь любого человека, переживают расцвет и закат, рождение и смерть – это нормально. Но если больной умер, расстреливать доктора, мне кажется, по меньшей мере неправильно.
Уверен, что традиционный русский репертуарный театр может мирно сосуществовать с любыми, самыми новейшими и экспериментальными (в том числе и «экскрементальными») театральными формами. И ни тот ни другой от такого соседства не пострадают.
– Станиславский говорил о важности застольного периода для понимания смысла пьесы, роли. А режиссёр Белякович, например, утверждает, что надо сразу пробовать, и всего за каких-то 12 дней ставит «Гамлета». Получается, у каждого режиссёра своя система? В чём особенность системы Райхельгауза?
– Станиславский в разные периоды проповедовал разные театральные подходы. К концу своей жизни он внедрял метод действенного анализа, который как раз требовал максимально сократить застольный период и как можно быстрее выходить на сцену – проверять роль «ногами». До Станиславского антрепризные театры выпускали спектакли раз в 7–12 дней. Конечно, качество этих спектаклей было соответствующим. Не буду комментировать методы моих коллег – они имеют полное право на своё творческое credo. В нашем театре так: нужно сесть за стол – садимся за стол, нужно походить ногами – ходим ногами. Главное, чтобы в результате получился, как сегодня модно говорить, качественный продукт, который
Четверть века мировых премьер
– Ваш театр носит название «Школа современной пьесы». Какой она должна быть – современная пьеса? В чём её сильные и слабые стороны?
– Во-первых, я убеждён, что по-настоящему живой театр, которого ждёт зритель, – это театр современной пьесы. Я не устаю повторять, что античный театр – это школа современной пьесы, когда зрители требовали «хлеба и зрелищ», причём зрелищ – свежих, приуроченных к определённым событиям в государстве. Вся история мирового театра – и Шекспир, и Мольер, и Островский, и Чехов, и Горький – это школа современной пьесы. И Товстоногов репетировал своих современников, того же Володина, Розова, Радзинского. Театр «Современник» – это школа современной пьесы.
Поэтому, когда некоторые мои коллеги заявляют, что современной пьесы нет, это говорит не о современной драматургии, а либо об их лености, либо старости, либо непрофессионализме, либо нелюбознательности. Безусловно, современная пьеса есть. Об этом говорит и конкурс современной драматургии «Действующие лица», который мы проводим вот уже более десяти лет. Это самый крупный в мире русскоязычный конкурс, на него приходит ежегодно от 300 до 500 пьес, и он действительно определяет картину современной драматургии. Мы регулярно издаём сборники лучших пьес года. Эти пьесы появляются в репертуаре нашего театра, и чем дальше, тем больше театров Москвы и России ставят эти пьесы.
«Школа современной пьесы» – это не только название, это программа театра. Следующий сезон у нас юбилейный, 25-й, а это четверть века мировых премьер. За всё это время мы лишь однажды выпустили классическую пьесу, и то это была часть триптиха: «Чайка» Чехова, «Чайка» Акунина и «Чайка-оперетка». Все остальные спектакли – это эксклюзивные сочинения театра, это драматургия, которая написана сегодня и которую мы ставим впервые. Поэтому в этом театре был открыт Евгений Гришковец, прошли первые пьесы Дмитрия Быкова, Людмилы Улицкой, Бориса Акунина, Александра Демахина, Михаила Дурненкова и многих других.
– Вы охотно ставите либеральных авторов, а если бы вам принесли пьесу патриотической направленности, вы бы заинтересовались ею?
– А либералы, по-вашему, не патриоты? Я жду разных пьес. Мы все понимаем патриотизм по-разному. Я посмотрел один из самых модных спектаклей в МХТ, который называется «Идеальный муж». Вот уж где сверхпатриотизм: и флаг России во всю ширину задника, и мат, и нетрадиционная ориентация. Мало того, это сделано талантливым и профессиональным режиссёром, только всё это к моей жизни не имеет никакого отношения. Притом что меня занимает всё, что происходит в Думе, меня занимают решения нашего правительства и президента, меня занимают положение человека в обществе и экономика. Меня занимает вся наша жизнь. Но я смотрю «Идеального мужа», где есть все признаки современности, и никак не сопереживаю происходящему. И в то же время я сижу на спектакле Римаса Туминаса «Евгений Онегин», который, казалось бы, ничем не соотносится с сегодняшним днём, а у меня ощущение, что это обо мне, о вопросах, которые меня мучат, о жизни, которая меня окружает и в которой я сам варюсь.
Поэтому когда вы спрашиваете, возьму ли я патриотическую пьесу, да, я очень её жду. Но я точно вам скажу, что не возьму пьесу, которая будет рассказывать зрительному залу об эффективном менеджере Иосифе Виссарионовиче Сталине. Хотя в нашем театре уже много лет идёт спектакль по замечательной пьесе Иона Друце «Ужин с товарищем Сталиным», который поставил и в котором играет Сергей Юрский. Но там нет апологии Сталина.
Продаём только своих!
– Ваши коллеги отзываются о вас с уважением. Режиссёр Леонид Хейфец в своём интервью рассказывал, как вы помогли ему в трудную минуту, когда он был уволен из Театра Советской армии, актёру Саиду Багову вы протянули руку помощи, когда он вернулся из Израиля. Думаю, есть и другие примеры…