Литературная Газета 6436 ( № 43 2013)
Шрифт:
– Вы автор книги «Прагматика извинения». Как вы думаете, можно ли через язык изучать мораль, этику общества?
– Хорошо бы воспитывать общество через язык, но я не верю в такую силу языка и общения, хотя маленькие шаги начинаются или могут начинаться именно с языка. Если воспитать у собеседника способность давать выговориться, то заодно мы воспитаем и внимание к партнёру по коммуникации. А вообще в некоторых ограниченных ситуациях язык – это действие. Если священник говорит: «Вы теперь муж и жена» – то изменился мир фактов, супруги взаимно несут отныне ответственность друг за друга, а если шеф говорит: «Вы уволены» – то человек действительно потерял работу. Таких – так называемых перформативных – глаголов мало, в других случаях языковые действия, то есть общение, скорее, готовят изменения в реальном мире. Несколько лет говорили об охране окружающей среды, а через некоторое время
– Есть ли в немецком языке такие же оттенки понятий, как «извинение» и «прощение»?
– Как ни странно, такое отличие есть в обоих языках: по-немецки есть слово Entschuldigung, соответствующее скорее извинению, и слово Verzeihung, соответствующее скорее прощению. Они различаются по степени ущерба, за который просят либо извинения, либо прощения. У Бога просят прощения, а за то, что перебили собеседника или забыли придержать дверь, просят извинения. Но, конечно, употребление зависит ещё и от индивидуального говорящего, который вполне может просить прощения и за пустяк.
– Вы ввели в своё исследование понятия «вежливость сохранения солидарности» и «вежливость сохранения дистанции». Объясните, пожалуйста: в чём разница?
– Вежливость солидарности выражает близость к адресату, подчёркивает его принадлежность к кругу своих, а вежливость дистанции выражает уважение к личному пространству собеседника, его свободе при формулировке ответа или принятии решения. Различение этих разновидностей заимствовано у американских лингвистов Браун и Левинсона, которые употребляют с этим же значением понятия «позитивная» и «негативная» вежливость. Мне показалось, что такой оценочный элемент в названии может привести к переоценке позитивной вежливости, притом что в некоторых культурах, например англо-саксонских, именно негативная вежливость дистанции, соблюдение личного пространства собеседников – важнее. А в русской, наоборот, очень важно подчёркивание близости, принадлежности к кругу своих людей. Пример могу привести прямо из собственного опыта: у меня были серьёзные проблемы в семье, видно было, что я с трудом сдерживаю слёзы. На моей кафедре сотрудники сделали вид, что ничего не заметили, а русский профессор, который тогда у нас один семестр работал, сразу спросил, что случилось. Видите, и мои сотрудники, и русский гость были вежливы, это просто по-разному выражалось, в соответствии с действующими в данной культуре нормами соблюдения дистанции или близости.
Раз мы заговорили о вежливости, хотелось бы привести ещё одно актуальное наблюдение. В Австрии буквально в последние недели появились новые призывы к вежливости, к обходительности. В метро с воспитательной целью передают объявления следующего содержания: «Просим господина Хубера (госпожу Мюллер) обратиться к администратору станции. Вы забыли свою газету (шкурку банана или что-то другое)». Дело, конечно, не в возвращении газеты или шкурки банана какому-то господину Хуберу, а в призыве к соблюдению чистоты в общественном транспорте. Подобным же образом автомобилистов призывают извиняться за некорректное поведение на дороге. В Австрии это сейчас своего рода мода на вежливость.
– Читаете ли вы русскую литературу – классическую, современную?
– Классику я, конечно, читала, хотя далеко не всю. В рамках изучения славистики и романистики программа была огромная. Сейчас, поскольку я работаю в экономическом вузе, мне нужно знать новый жанр романов, действие которых происходит в среде нового бизнеса. Так я, например, читала «Терракотовую старуху» Елены Чижовой. Студентам я рекомендую «Мёртвые души», ведь в этом шедевре Гоголя Чичиков применяет все возможные стратегии ведения переговоров, включая переименования эвфемизмами (не «мёртвые» или «умершие», а «неживые в действительности, но живые относительно законной формы»; не «продать», а «передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше»). А первый русский роман, который я читала в оригинале и с первой до последней страницы, – это был роман «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. До сих пор вижу себя в библиотеке, погруженной в эту книгу. Так я радовалась, когда понимала иронию, и так хотела знать, что будет дальше! И я до сих пор рекомендую своим студентам – дополнительно к программе – читать, всё равно что, главное,
– И в России, и в Европе есть люди, которые видят опасность в неконтролируемом потоке заимствований. В вашей книге «Русская речь и рынок» вы упоминаете случаи заимствования анекдотические и даже, можно сказать, неприличные: вплоть до интонации дикторов центрального телевидения. Можно ли с ними бороться?
– В пору глобализации межкультурные контакты – уже не исключение или экзотика, а вполне нормальное явление. Поэтому неудивительно, что и слова, и синтаксические структуры, и даже интонация переходят из одного языка в другой. И мне кажется, что в этом плане не надо бояться за русский язык. Носители русского языка намного более серьёзно относятся к культуре речи, чем, например мы, носители немецкого языка в Австрии, и, как мне кажется, также и в Германии. Есть очень активный отдел Академии наук, куда обращаются с вопросами о правильности той или другой формулировки, с вопросами о правописании. Во многих газетах есть разделы, посвящённые этой тематике, так что я не вижу проблемы. Носители немецкого языка в этой области более безразличны.
Меня беспокоят только такие заимствования формулировок, которые влекут за собой и изменения поведения, как, например, из английского «see you later» – «увидимся». Этой формулой контакт сокращается почти до его начала, что чаще всего приводит вообще к избеганию общения, так как этой дальнейшей встречи (later) может и не быть. Это не характерно для традиционного русского стиля, уделяющего столько внимания именно личному общению. Бывает, что я скучаю по тем временам, когда у русских коллег было время общаться сразу при спонтанной встрече. Но изменения в обществе привели к дефициту времени и в России, этому удивляться не надо.
– О чём наиболее важном вы говорите вашим студентам, которые интересуются Россией?
– Фоновой идеей всех моих встреч со студентами, я думаю, является призыв: откройте глаза, не повторяйте клише, о которых везде написано, старайтесь сами понять, в чём дело, не оценивайте сразу, а до этого старайтесь понять, что какое-то явление значит в русской культуре. Я стараюсь развить у них исследовательское отношение к тому, что для них является непривычным.
Беседовала Татьяна ШАБАЕВА
Теги: Ренате Ратмайр , русистика
Лингвистика повседневности
Сфера профессиональных интересов учеников Ренаты Ратмайр - не филология, а экономика; они будущие руководители и топ-менеджеры различных предприятий, многим из них предстоит работать в России. Однако профессор Ратмайр – не только авторитетный учёный, но и блестящий педагог, умеющий привить своим студентам любовь к русскому языку и России, её культуре и истории. Работа в университете определила круг научных занятий исследовательницы: межкультурная коммуникация, прагмалингвистика и лингвистика текста. Её всегда интересуют новые актуальные процессы, происходящие в российском обществе и получающие отражение в языке. Так, в самом начале 90-х ею в соавторстве с другими австрийскими учёными была написана пионерская по тем временам работа, посвящённая практике деловых переговоров с русскими партнёрами (G. Kappel, R. Rathmayr, N. Diehl-Zelonkina. Verhandeln mit Russen. Wien 1992). Эта проблематика, разрабатываемая на реальном живом языковом материале, до настоящего времени остаётся одной из центральных в её научном творчестве.
В последние годы Ратмайр активно сотрудничает с коллегами из Саратовского университета. Они изучают особенности корпоративного общения в России, языковые и социокультурные изменения в российской деловой среде, связанные с непростыми процессами "встраивания" российской деловой культуры в мировую экономику. Об этом много говорится и в её только что вышедшей книге «Русская речь и рынок».
Для научного творчества Ренаты Ратмайр характерно глубокое погружение в материал, внимание к языковому факту. Её интересуют не нормативные предписания, на которые обычно ориентируются авторы многочисленных пособий по русскому языку для иностранцев, а реальные повседневные речевые практики современных россиян. Ярким примером такого подхода является вышедшая ранее книга «Прагматика извинения: Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры» (М.: Языки славянской культуры, 2003). В ней автор стремится разрушить бытующее на Западе представление о «невежливости» русских. Как считает исследовательница, подобное мнение не более чем миф, в основе которого лежат межкультурные различия.