Литературная Газета 6436 ( № 43 2013)
Шрифт:
залог любви и сопричастья.
И ты закроешь двери, чтоб
свой собственный спектакль – без судей,
без соглядатаев, без толп
смотреть:
как голову на блюде
несут и, бешено кружа,
в слезах танцует Саломея,
как капли падают с ножа,
как Ева искушает Змея,
как Брут хрипит от боли в такт
ударам, завернувшись в тогу…
А критик видел первый акт.
Не более. И слава Богу.
* * *
Остатки
прозрачным языком февраль слизал.
Флоренция. Туман. Из тёмных ниш
на нас глядят белёсые глаза.
Насмешливо: для них давно не нов
наш юный мир из разноцветных снов,
из первых путешествий – Рим–Париж,
из твёрдой веры в истинность афиш –
прекрасный вид,
открыточный закат…
из первой безболезненной любви –
наверное, последней.
А пока
в своей беспечно-эфемерной вере
над Арно мы с тобою кофе пьём,
в постылой нише белый Алигьери
вздохнёт – и с грустью вспомнит о своём.
* * *
Во мне – заевшая шарманка:
«люб-лю, люб-лю».
То жар, то свет, то вой подранка,
то шаг в петлю.
Вокруг себя вслепую шарю,
свой мир дробя.
Зачем мне это полушарье,
где нет тебя.
ЗАРИСОВКА ИЗ ШРИ-ЛАНКИ
Конец июля. Влажная жара.
Здесь мошкара устраивает танцы
на тёмных ликах сказочных посланцев
других миров.
Даров цветистый ряд.
Обряд.
Поют.
Жуют.
Снуют.
И спят.
Как мошкара, на звуки заклинанья –
или молитв – мы движемся вперёд,
под ступы белокаменный живот,
беременный уже ненужным знаньем,
мы, пилигримы, суетная нить –
коснуться, помолиться – и забыть.
Назад иду сквозь лес. Тропа пуста.
Мангуст – два глаза, круглых от испуга –
вдруг глянет на меня из-под куста
и – Будда правый! – мы поймём друг друга.
ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ МИРОВ
…А между тем вовсю ревел прибой
И выносил песчинку за песчинкой
На побережье. Воздух был с горчинкой
От соли океанской – и от той,
Что выступала на горячей коже
Там, в комнате, в пылу, у нас с тобой…
А между тем вверху, на потолке,
Два существа сплелись в кровавой драме:
Металась муха в крохотном силке;
Нетерпеливо поводя ногами,
Паук ждал снеди в тёмном уголке
И к жирной мухе подходил кругами…
А между тем в романах, на столе,
Кого-то резво догонял Фандорин,
С соседом вновь Иван Иваныч вздорил,
И рдел, как
А между тем извечная река
Текла сквозь наши сомкнутые руки,
Через любовь и смерть, погони, муки,
Сквозь океан, шумевший здесь века, –
И паутинки блеск у потолка.
А между тем…
Нора КРУК
Родилась в Харбине, с 1942-го работала журналистом в Шанхае, а позже – в Гонконге. Русские стихи вошли в антологию «Русская поэзия Китая», публиковались в русскоязычной периодике: в «Литературной газете», журналах «Новый журнал», «Интеллигент. Избранное», «Белый Ворон» и др. Автор трёх сборников английских стихов, призёр Содружества австралийских писателей (1993) и Ассоциации австралийских писательниц (2000). С 1976 г. живёт в Сиднее.
* * *
Белые, чистые хлопья на этой панели
В грязь превращаются. Белые, чистые – в грязь.
Город жестокий украсить они не посмели,
Он ненавидит всё чистое, не таясь.
Вот он – Шанхай. Над чудовищным месивом грязи
Льётся из окон высоких прикрашенный свет,
Судьбы людские без смысла, без цели, без связи
Прячут от жизни нарядные тюль и жоржет.
Климат душевный тяжёл, ограничены дали,
Страшно, что вакуум жизни уютен и чист.
Люди и сами смертельно уютными стали,
Тянет в болото безжалостный город-садист.
* * *
Ясен мир размеренных занятий,
Жизнь безоблачна? Какая ложь!
Искус несомкнувшихся объятий
Заронил мучительную дрожь.
Только внешне я ещё спокойна.
Всё в душе смятенье и тоска.
Знаю: и грешна, и недостойна,
И к непоправимому близка.
Горький хмель переполняет вены,
К чистой радости не подойдёшь,
А когда сомкнётся круг измены,
Я вживусь в чудовищную ложь.
* * *
Мы лечились Парижем.
Французским и русским.
Богомольным, похабным,
широким и узким.
Красота каждодневна,
как хрусткий батон.
Бредит славой и гением Пантеон
В ресторанчике русском
«Вечерний звон».
Бредит…
Мы лечились Парижем.
В листве зрела осень.
В облака прорывалась
умытая просинь.
Пёстрый говор Метро,
Сакре-Кёр и Монмартр.