Литературная Газета 6437 ( № 44 2013)
Шрифт:
Октябрь 1917-го был сгустком радикализма в истории - и, думается, бессмысленно оценивать его с радикальных позиций.
"Октябрьский переворот" – так в последнее время называют революцию критики. Интересно, кто воспитал в них представление о том, что революцией можно назвать только нечто безупречное? Переворотом, мятежом, вооружённым восстанием большевиков можно было считать октябрьские события мрачной осенью 1917-го, да и в 1918 году. В первые дни взятия Зимнего всё было зыбко – и даже наркомы-большевики вполне искренне объясняли, что стратегия развития определится в ближайшее время, вот-вот...
Немногие
Октябрь привнёс в государственность России основы, некоторые из которых действуют и поныне, несмотря на виражи 1991 года. Стихия Октября – борьба против разительного неравенства, которое особенно остро воспринималось в дни войны. Против «гидры капитала», которая покоряет народы. Конечно, к политическому процессу примешивалось немало всякого – болезненного, лукавого.
Демонизация революции – всего лишь одно из направлений идеологического порабощения России. Нашу историю хотят представить как «дурную бесконечность», состоящую из трагических ошибок. «Страна дураков, в которой национальным видом спорта является наступание на грабли». Под такую музыку настоящих уроков революции мы не воспримем. А от разочарования в родной истории опускаются руки, общество бросает то в панику, то в апатию.
Паническая трактовка истории воспитывает комплекс национальной неполноценности, желание не отождествлять себя с этой историей, с этой страной... Между тем в любой революции есть хмель, помрачение умов, жестокость – по обе стороны баррикад.
О Белом движении напридумано немало невероятного, на уровне песенного восприятия: «Белая армия, Чёрный Барон снова готовят нам царский трон». В реальности тот же Александр Павлович Кутепов, командир знаменитого Преображенского полка, был в годы Гражданской войны одним из немногих рыцарей самодержавия. Недаром именно он – боевой офицер – ещё в феврале 1917-го оказался чуть ли не единственным военачальником, готовым защищать династию. Тогда-то он и потерпел первое поражение, с которым не смирился до самой смерти.
Он считал, что храбрость, проявленная на фронте, даёт ему право выбирать политическую судьбу Отечества. Но монархические убеждения в те годы не могли объединить, не могли стать знаменем народного ополчения... Алексеев, Корнилов, Деникин, Колчак оказались республиканцами, каждый – на свой лад. Обратим внимание: после упразднения самодержавия таким, как Кутепов, не удалось организовать вооружённого движения в поддержку престола.
Контрреволюция проявилась, только когда под угрозой оказались православная церковь и частная собственность на землю, и средства производства. Массовым Белое движение не стало, в пропагандистской войне победили большевики. А конкуренция с «братьями-социалистами» и крестьянские волнения представляли для советской власти более серьёзную угрозу, чем приверженцы «царского трона».
Как это ни парадоксально, Кутепова можно назвать героем русской революции. Именно Октябрь перевернул судьбу боевого офицера, именно революционные события превратили его в историческую фигуру. Не победительную, но примечательную. Невозможно говорить
Революционный дух в армии ощущался сильнее, чем где бы то ни было, и вовсе не только из-за большевиков. Большевики, напротив, неожиданно оказались силой, которая укротила смуту. Это признавали даже некоторые «черносотенные» мыслители, видевшие опасность развития «февральских» тенденций. Да и массы не поддержали Февраль. Вспомним: на выборах в Учредительное собрание армия (как и две столицы – Санкт-Петербург и Москва) отдала предпочтение партии Ленина. Без такого «мандата» вряд ли возможен был бы и разгон «учредилки». Крестьяне проголосовали за социалистов-революционеров. А партия кадетов – творцов Февраля – получила 4,5 процента. Не помогло красноречие, не помогла Антанта, не помог статус властителей дум.
Нынешние «хозяева дискурса» наловчились прятать голову в песок от уроков Октября. Раньше революцию поэтизировали, достаточно вспомнить Маяковского, а теперь старательно забывают – как кошмарный сон. В школе о 1917-м повествуют бегло: учителя не знают, как трактовать те события, чтобы не покуситься на основы. Но большевики ведь не только в боевых операциях преуспели, им накануне Октября удалось укрепить политические позиции в Советах. Удивительно, что в годы войны в Российской империи почти исчезает охранительная монархическая идеология, даже в армии. Сегодня принято с ностальгией вспоминать купцов и промышленников – их воспринимают как меценатов и коллекционеров. Но во многом именно по их вине политическая система не выдержала боевых испытаний. И это остроактуальный урок для современной России.
Евгений ТРОСТИН
Теги: Александр Кутепов
Красное древо революции
Сергей Кредов. Дзержинский.
– М.: Молодая гвардия, 2013. – 360 с.: ил. (Малая серия "ЖЗЛ"). – 5000 экз.
В аннотации к книге говорится, что это «портрет на фоне эпохи». Наверное, надо согласиться с таким определением с той лишь, может быть, поправкой, что эпоха представлена, пожалуй, ярче, чем сам герой. Особенно если брать его личную жизнь. Впрочем, судя по всему, многое в ней не так легко поддаётся анализу и пониманию. Автор же стремится быть объективным, честным.
Думаю, читатель сделает для себя немало открытий. Переломное и страшное время начала ХХ века, послереволюционные годы раскрыты в книге во всём их трагизме и противоречивости.
Ужас красного и белого террора, разразившийся в ходе Гражданской войны, представлен Сергеем Кредовым в ярких, леденящих деталях.
Автор делает вывод: «Не существовало красного и белого террора как отдельных, изолированных явлений, которые можно сравнивать. Красный и белый террор в Гражданскую – это не два рядом растущих дерева, а одно, с переплетёнными стволами, ветвями и общими корнями[?]»