Литературная Газета 6476 ( № 34 2014)
Шрифт:
Практика всё-таки критерий истины. С одной стороны, за почти четверть века рыночного эксперимента в России данная система отношений не показала существенных достижений и не решила существенных проблем страны, а главное – не сумела решить задачи её технологического прорыва. С другой стороны – общество эту идею не поддерживает и отвергает.
И законы тут просты: там, где политическая элита слушается сверхбогатого меньшинства (или срослась с ним) – там она лишается поддержки большинства, становится ему не нужна.
Уже другой вопрос, кто тогда, какая политическая группа
Недавно вице-премьер Дмитрий Рагозин произнёс почти запрещённые и кощунственные в современной России слова: он объявил, что в следующем году в России вступит в силу мобилизационный план развития военной промышленности.
Мобилизационный – значит, не основанный на рыночных постулатах. Рынок – система, когда делается то, что максимально быстро окупает затраты, то, что выгодно и приносит прибыль.
Мобилизация – это концентрация ресурсов на ключевых направлениях решения той или иной задачи, среди прочего – не считаясь с затратами.
На самом деле задачи обеспечения безопасности страны и её обороны решаются только так: производство вооружения, правда, как и любое стратегическое производство, не приносит прибыли, если его производят для защиты страны, а не для торговли.
Россия вообще не может выйти из кризиса путём запуска механизма рыночного стимулирования.
Войти в мировое разделение труда на равноправных началах она может, только перейдя к участию в нём в постиндустриальной сфере, там, где у неё остаются некоторые технологические заделы и где она обладает ресурсами, с которыми могут быть сопоставимы лишь США.
То есть перед нами выбор: либо быть источником сырья и рабочей силы, либо совершить прорыв в новую технологическую эпоху.
Единственным способом осуществления такого прорыва является мобилизационный курс, подчиняющий все внутренние ресурсы этой задаче.
И никуда не деться – либо повторить в новой ситуации одновременно и то, что было сделано в 30-е, и то, что было сделано в 40–50-е, либо действительно сомнут. Даже не проверяя, сжёг ты свой партбилет члена КПСС или просто спрятал. Потому что сминать будут не за партбилет, а за паспорт. И не из-за пресловутой русофобии, а из экономического интереса: если у тебя нет силы удержать то, что у тебя ещё осталось, то при переделе это будут отбирать. Потому-то переделы мира осуществляются не по праву или справедливости, а по праву силы.
Российская элита может либо любить СССР и социализм, либо их не любить. Но у неё достаточно жёстко детерминированный выбор и срок: либо за десять лет создать «второй СССР», либо её сомнут вместе со страной, в которой она сегодня правит.
Сущность мобилизации сегодня в новой ставке – на просвещение, создание общества, где в производстве доминируют знания, новые технологии.
Современный социально-экономический уклад в России даже ниже капитализма, он постепенно опускается до раннефеодальных форм.
Технологические основы производства в современном мире претерпели революционные изменения. Наука всё более стала превращаться в непосредственную производительную
Необходимо признать, что рыночное регулирование экономики в странах современного капитализма в основном осталось в прошлом. Маркс предлагал такую организацию, при которой сначала выясняется общественная потребность в том или ином производстве, а потом осуществляется само производство. Именно к такому устройству перешли ведущие капиталистические страны во второй половине XX века.
Именно к такому должна переходить и Россия. А для этого нужен прежде всего технологический прорыв и создание новых, современных производств. Современное производство – это то, какого требует уже и сегодняшнее, и наступающее время, производство, которого ещё ни у кого нет.
И соответственно волевая аккумуляция и концентрация средств и ресурсов на ключевых направлениях развития, на прорывных участках. То есть в первую очередь – отказ от рыночной мифологии и создания пострыночной экономики.
Большей частью все состоявшиеся или намечающиеся кризисы приходят не из России. А извне: где-то кто-то ведёт свою экономическую игру, а страдает Россия. Если ваши дома регулярно заливает наводнение – в какой-то момент нужно, наверное, понять, что пора строить дамбу, которая защитит вас от этой слепой стихии.
Дело даже не в нефтегазовой зависимости как таковой. Допустим, Россия массово поставляла бы на экспорт лучшие в мире автомобили, компьютеры и, скажем, нанотехнологии.
А та же Греция опять выясняла отношения с Германией и Францией. И еврозона тоже начала обваливаться. Выросла бы в мире закупка автомобилей, компьютеров и нанотехнологий? Нет, она бы всё равно упала. И в России тоже был бы кризис. При отсутствии любой нефтегазовой зависимости.
Значит, риск не в том, что Россия сегодня зависит от экспорта нефти и газа, а в том, что она зависит от экспорта вообще. От экспорта получает большую часть доходов. Причём такую, что при их сокращении не просто теряет дополнительные доходы, а лишается жизненно необходимых средств.
То есть дело не в том, чтобы вместо продажи нефти за рубеж продавать туда продукты высоких технологий, а в том, чтобы самой производить для себя столько, чтобы экспортную выручку иметь лишь как приработок, работу по совместительству, а не источник основных доходов.
Нельзя делать экспорт основным источником дохода. Если мировая экономика подвержена приступам безумия – нужно ограничивать свою интеграцию в это безумие.
Нужно строить экономику так, чтобы даже при полном отказе от экспортных доходов уровень жизни своей страны сокращался лишь незначительно, а основные продукты, потребляемые гражданами, производились самой страной.
Все, кто имел длительные реальные контакты с Западом в период предыдущего кризиса, в один голос утверждают, что такие страны пострадали от него намного больше, чем Россия, и удар по потребителю был там куда болезненнее, чем у нас. При всей нашей нефтезависимости.