Литературная Газета 6480 ( № 38 2014)
Шрифт:
Задача перед учителями-словесниками Украины стоит непростая, поскольку выдающихся «литературных достижений» в мире море, а черпать из него, ограничившись двумя уроками в неделю, приходится столовой ложкой. Программа 5-го класса включает поэму Пушкина «Руслан и Людмила», пьесу-сказку Маршака «Двенадцать месяцев», стихотворение Тютчева «Есть в осени первоначальной[?]» и восемь строк Лермонтова. Шестиклассников знакомят с историей древних легенд и мифов, что весьма похвально. Однако в учебный план включены лишь мифы о Прометее и Геракле, в то время как славянская языческая мифология даже не упоминается. Из русской классики программа рекомендует прочесть басню Крылова «Волк и ягнёнок» и два рассказа А.П. Чехова – «Хамелеон» и «Толстый и тонкий».
В седьмом классе бегло знакомятся с «Былиной об Илье Муромце», пушкинской «Песнью о вещем Олеге», «Тарасом
В восьмом классе произведений русских писателей вообще нет. Зато в программе широко представлены любовная лирика Сапфо и Анакреонта, стихи Ли Бо, Ду Фу, Гафиза и Омара Хайяма. Не обойдены вниманием также канцоны провансальских трубадуров Д. Рюделя и Б. де Борна. А для завершения полного курса вступившим в пубертатный период украинским тинейджерам настоятельно рекомендован «Декамерон» Д. Боккаччо («одна-две новеллы по выбору»). Какие именно новеллы из этого пикантного сборника выберут любознательные школяры, догадаться нетрудно. На месте украинских начальников образования я бы сперва приобщил не испорченных скабрёзной эротикой отроков к целомудренной любовной лирике Пушкина, Тютчева и Фета, к «Первой любви» Тургенева, «Дому с мезонином» Чехова или «Лёгкому дыханию» Бунина. Есть и в зарубежной литературе чудесно-трогательные новеллы на эту тему – например, «Дары волхвов» О. Генри. А «Декамерон» восьмиклассники и так прочтут. Не прочтут – так и большой потери в этом нет. По моему мнению, воспитание души и чувств подростка лучше начинать с литературы возвышенной и благородной, а не скабрёзной.
В программу для девятого класса из произведений русской классики включены лишь «Евгений Онегин», «Герой нашего времени» и «Шинель». Зато целых четыре урока (то есть две календарные недели) посвящено изучению поэмы Байрона «Мазепа». Тема одного из них: «Черты романтического героя в образе Мазепы». Оно и понятно. В идеологической пропаганде нынешней Украины все, кто ненавидел или предавал Российскую империю, не иначе как романтические герои. С таким же успехом можно с «благой» воспитательной целью преподать вступающим в жизнь украинским школьникам уроки на тему «Черты романтического героя в образе Иуды из Кариота». О том, что за подлую измену вере, царю и Отечеству Русская православная церковь предала Ивана Мазепу анафеме, а приговор суда лишил его всех титулов и наград, полученных от Петра I, в украинском учебнике, разумеется, нет ни слова.
Для изучения в последних, 10-м и 11-м классах, Минобрнауки Украины ввело курс «Мировая литература». Звучит солидно. Но время для усвоения учениками столь масштабного по размаху образовательного курса мизерное – 35 уроков, то есть один урок в неделю. Как же в нём представлена русская классика? В программе для 10-го класса романы «Преступление и наказание» и «Анна Каренина», а для 11-го – «Мастер и Маргарита» Булгакова, три стихотворения Блока, поэма Ахматовой «Реквием» и два её стихотворения.
La commedia e finita. Всё. Вся русская классика, призванная «cформировать в сознании школьников понимание главных закономерностей развития литературного процесса». Зато есть в учебном плане (необычайно близкие, видно, по духу и ментальности украинским школярам) Уолт Уитмен, Шарль Бодлер, Альбер Камю, Гийом Аполлинер и Умберто Эко. Каким чудесным образом попал в школьную программу для украинцев Вильгельм Костровицкий, печатавшийся под псевдонимом Аполлинер, я догадываюсь. Ведь он по матери поляк (его отец неизвестен), а для новой украинской власти представители Речи Посполитой куда, конечно, роднее и ближе, чем клятые москали.
Возник у меня как у филолога и такой, к примеру, вопрос. На основании чего, каких учебно-методических аргументов из романов Толстого выбрана «Анна Каренина», а не «Война и мир», как это всегда было в советской школе? Неужто в хитросплетениях любовных интриг московских аристократов подросткам разобраться проще? Когда в далёкой украинской провинции,
Теги: образование , общество
Драмы прозаика
Премьерные показы 3, 12, 26, 31 октября
Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ
Моя юбилейная вахта продолжается. В этом номере я решил поделиться своим непростым драматургическим опытом - и к тому есть поводы. По стране как раз пошла моя новая пьеса "Как боги". Я уже видел спектакли в Белгороде, Пензе, Владикавказе, Ереване, Туле[?] С трепетом жду премьеру на сцене МХАТа имени Горького. Событие для меня особенное: спектакль поставила сама Татьяна Васильевна Доронина. А пишу я эти строки в Будапеште в канун моего дебюта на венгерской сцене. Здесь покажут комедию «Хомо эректус» (перевод Йожефа Горетича), известную нашему зрителю в блестящей постановке Андрея Житинкина на сцене Театра сатиры. Кроме того, в издательстве АСТ скоро выйдет сборник «Как боги. Семь пьес о любви». Вниманию читателей «ЛГ» я предлагаю фрагмент эссе «Драмы прозаика», специально подготовленного для новой книги.
1. Горкомовские кресла
В пору литературной молодости пьес я не писал. Даже не помышлял об этом. Драматурги казались мне небожителями. Я, начинающий поэт, забежав в ЦДЛ выпить пива, видел, как с антресолей Московской писательской организации величаво спускался председатель объединения драматургов Алексей Арбузов. И все вокруг шептали: «Смотрите – Арбузов!» Приезжал на белом «мерседесе», невероятном в Москве 70-х (второй такой имелся, кажется, только у Высоцкого), Михаил Шатров – автор пьес о Ленине. Лицо у него всегда было хмуро-брезгливое, словно он, озираясь, не мог смириться с тем, во что превратил великие замыслы Ильича наш неудачный народ. Совсем другое впечатление производил Виктор Розов, напоминавший доброго, лысого детского доктора, но и он был небожителем. Сама мысль сесть и сочинить пьесу казалась мне таким же странным намерением, как желание написать, скажем, конституцию. Написать-то можно, но какая страна захочет жить по твоей конституции? Точно так же не было надежды, что лохматый режиссёр перенесёт твои фантазии на сцену, люди с высшим актёрским образованием выучат и будут декламировать твои диалоги, а художник измалюет краской полсотни квадратных метров холстины, чтобы отобразить коротенькую ремарку: «Нескучный сад. Входит Пётр. Анфиса сидит на скамейке. Листопад». Остальное, казалось, вообще из области фантастики: купив заранее билеты, зал заполнят зрители и будут смеяться, плакать, хлопать, а в конце заорут: «Автора!» Тогда я в новом костюме выйду к рампе, поклонюсь и умру от счастья – в театре, как и завещал великий Белинский.
Но жизнь любит сюрпризы. Нет, не я пришёл в драматургию, она пришла ко мне. Пьесами, точнее сказать, инсценировками обернулись мои «перестроечные» повести «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Работа над ошибками», «Апофегей». Это случалось как-то само собой: звонили из театра, спрашивали согласия (видимо, бывают странные прозаики, которые возражают против инсценировок!), а потом приглашали уже на премьеру. Именно так случилось с «Работой над ошибками», поставленной в 87-м в Ленинградском тюзе Станиславом Митиным. Спектакль шёл на аншлагах, вызывая бурные споры учащихся и учительствовавших зрителей. Я участвовал в этих диспутах, нёс прекраснодушный перестроечный бред и очень удивлялся, что у мудрых пожилых педагогов есть сомнения в конечной цели начавшегося ускорения. Станислав Митин впоследствии перебрался в Москву, стал кинорежиссёром и через четверть века поставил фильм «Апофегей» с Марией Мироновой, Даниилом Страховым и Виктором Сухоруковым в главных ролях.