Литературная Газета 6493 ( № 51 2014)
Шрифт:
Но есть, увы, и тексты расхолаживающие. Не запоминается мимолётная статья Андрея Битова о Ломоносове – написано гладко[?] но о чём? Вроде бы точно, мелькала мысль во время чтения, но закрыта книга – закрыт и Ломоносов. А ведь Михаил Васильевич, право, заслужил некоторое почтительное к себе внимание и попытку распознания; если «Розанов – глыба», то и Ломоносов – никак не мелкий камушек. А вот прокатил его Битов – и не заметили.
И как странно, как обескураживающе выглядит в «Учебнике, написанном писателями» такая, например, фраза: «вместе с ними тусил будущий лидер славянофилов Константин Аксаков (ну очень серьёзный мужчина!)». А
А тем более если непосредственно перед этим ты прочитал большую статью Максима Кантора о Чаадаеве.
Максим Кантор… У него всё в порядке со стилем. Стиль есть у него. И, что ещё более замечательно, поначалу есть и мысль. Он тоже возьмётся одомашнивать Чаадаева, но этот болезненный и сложный процесс не идёт в сравнение ни с увлекательным символизмом а-ля «Карамзин – хоббит, потому что путешествовал Туда и Обратно» (Вадим Левенталь), ни с восторженно-обидчивыми подростковыми сентенциями об Александре Грине (Макс Фрай). У Кантора всё серьёзно. Ему главное – мысль разрешить. А что мысль эта его, а не чаадаевская – так то, может, и не важно?
Читатель может и не заметить, в какой именно момент из строгого, вполне даже благообразного Чаадаева начнут выскакивать задорные петухи чужих мыслей. Кто он, наш Чаадаев? Быть может, второй Атос, который, в отличие от прочих мушкетёров, «в друзьях у Вакха и Венеры не состоял»? Позвольте, но ведь от Вакха Атос отошёл далеко не сразу, да к тому же у него, именно что в отличие, есть незаконнорождённый сын… Ну да, есть. И даже появится у Кантора на соседних страницах (с Раулем он сравнит Пушкина). Но какая разница? То, что мешает построениям Кантора, не будет учтено в схеме, и даже если Пушкин скажет прямо, что посвящает стихотворение Барклаю де Толли, Кантор не поверит ему, ибо с какой же стати Пушкину было посвящать «Полководца» Барклаю, если Чаадаев – куда лучшая кандидатура?
Мастер-класс избирательного чтения мог бы давать Максим Кантор – но он же и виртуоз избирательного писания. Желаете узнать, что Россия – страна нехристианская? Он расскажет вам это. С другой стороны, вы увидите, что способ бытия России (через утраты и отступления) самый что ни на есть христианский. Тем не менее: «опыт русских бесплодных пустырей», «Россия – трансформатор, транзитный пункт, полигон»… в России не было истории потому, что не было роли личности в истории, и все русские писатели радели именно об этом, а о «маленьком человеке» не радел почти никто, а если и радел, то объявим это «нетипичным» – и дело с концом.
«Советская диссидентка Людмила Алексеева как-то высказалась в том смысле, что нынешние правозащитники чувствуют себя продолжателями традиций разночинцев, но без сочувствия народу а-ля Чернышевский: ибо интеллигенции в наше время живётся хуже, чем народу. И действительно, более всего запомнились репрессии над людьми интеллектуальными, а народ никто никогда не считал, к тому же народ в советские времена сам вершил суд». В этом высказывании Алексеевой–Кантора
Казалось бы: при чём тут Лев Толстой? Ведь он не вошёл в список «внеклассного чтения», ему в этой книге и быть не обязательно. Однако он есть. Почти во всех главах, относящихся к XIX веку, а также и в некоторых других, авторы не могут обойтись без того, чтобы не зацепить Толстого – как правило, в снисходительном духе, вроде как «мой автор не знаменит, как Толстой, а ведь в своём роде ничуть не хуже, лучше даже». Может, в частностях и лучше, но по совокупности выходит, что мы по-прежнему живём под звездой Толстого.
Очередной «Литературной матрице» невозможно выставить оценку – слишком уж она неоднородна. Дело не в стилистической разноголосице и не в чрезмерном индивидуализме многих статей. Авторский стиль и даже мировоззрение могут проявиться в тексте с полной отчётливостью – как в том, что написал Амирам Григоров о Жуковском – но это не заслонит личности поэта. Даже ученическое исполнение, заметное у многих, – не обязательно плохо. Беда «Литматрицы» в том, что у неё нет общей цели. Это и не учебник – что бы ни было заявлено на обложке. И не жизнеописание. И не литературоведческое изыскание. «Да ведь это свободное высказывание писателей современности о писателях прошлого, – скажут мне. – Кто во что горазд. Это-то и хорошо!»
Да, быть может. Хорошо для того, чтобы узнать литераторов современности, чей характер раскрывается в суждении о другом характере. Там, где к этому прибавлены уважительная сдержанность, правдивость и опыт, получилось действительно интересно.
Теги: Литературная матрица: Внеклассное чтение
«Не осуди за невозможность счастья»
Александр Лебедев. Доизбранное. Издание 3-е, дополненное.
– М.: 2013. – 128 с. – 500 экз.
Есть стихи мужские, а есть мужественные. В мужских обязательно должны быть брутальность, грубоватость, размашистость и броскость. В мужественных – благородная сдержанность, сердечная правота, оправданная дерзость. Стихи Александра Лебедева именно такие – мужественные. Без лишних слов, взвинченных эмоциональных выбросов, без искусственных поз. Это сильное ровное горение-говорение каждой строки. Это выверенная композиция, это – от строфы к строфе – наращивание смыслов.
Не осуди меня, мудрейший муж,
за скудность мысли, низменность стремлений:
на перекрёстке мёртвых поколений,
недюжий, взяться не сумел за гуж.
Не осуди за немоту, смельчак,
тогда не воспою Богоявленье –
не трусость это, это мета лени,
как лилия на чистоте плеча.
И женщина, которая нашла
со мной уютный кров среди ненастья,