Литературная Газета 6494 ( № 3-4 2015)

Литературная Газета Литературка Газета

И это притом что речь идёт не о каком-либо провинциальном авторе, а о поэте, стоявшем у истоков крупнейших литературных течений – символизма и имажинизма, человеке, соперничавшем с Маяковским и Есениным, имевшем массу поклонников и подражателей, настоящей звезде своего времени! В этом смысле книгу Владимира Дроздкова, возвращающую Шершеневичу его законное место в русской словесности, стоит только приветствовать. История нашей поэзии без Шершеневича уж точно не полная! Особо стоит отметить обширное использование в книге архивных материалов, проливающих свет на сложные отношения поэта с властью, МЧК и НКВД. А подробный разбор ранних стихов Шершеневича позволил расширить биографические сведения о нём – например, выявить первую любовь поэта. Но центральным местом в книге является его отношение с двумя поэтическими титанами своего времени. И с Маяковским, и с Есениным Шершеневич и в разные годы как дружил, так и враждовал.

Удивительно то, как литературоведы впоследствии умудрялись не замечать влияния Шершеневича

на своих более известных собратьев по перу. А ведь можно проследить это влияние буквально текстуально. Человеку, взявшему в руки книгу стихов Шершеневича, сразу покажутся знакомыми многие строки, обороты речи, композиции. И не потому вовсе, что он подражал своим друзьям-соперникам, – нет, как раз они-то многому у него научились, взяв на вооружение немало его фирменных приёмов. К сожалению, подражателем принято считать самого Шершеневича, удачно раскрывавшего границы русского стиха и изобретавшего новые рифмы. Настоящая книга и призвана развеять многие такие мифы о незаслуженно забытом русском поэте.

Иван СЕРЕДИН

Теги: В.А. Дроздков , DUM SPIRO SPERO

Проза не на один день

Вера Галактионова. Собрание сочинений в трёх томах. Т. I: Восстание праха: Проза, публицистика.
– М.: Русскiй Мiръ, 2014. – 656 с. – 2000 экз.

Собрание сочинений – далеко не просто раскиданные по трём-пяти-десяти томам произведения разных лет. Структура может быть различной, но она всегда отражает некий замысел, имеет своеобразную надтекстуальную самоценность. Своеобразная мелодия хронологически выстроенных текстов; литературная месса, разбитая на традиционные, как Credo-Sanctus-Agnus Dei, поэзию-прозу-драматургию; фуга, подчиняющая всё контрапункту, порой понятному лишь составителю. А бывает ли джаз? Да, пожалуй, бывает и джаз. Убедимся в этом сегодня, взяв первый том собрания сочинений Веры Галактионовой,"Восстание праха". Разные жанрово, различные по языку произведения собраны здесь. Одно цепляется за другое, импровизация рождает гармонию, которую никак не просчитаешь математически, не построишь методами формальной логики. Человеческий фактор. Интуиция. Дыхание. Называйте как хотите. Но после прочтения книги возникает ощущение, что прикоснулся к чему-то многомерному, многогранному – и всё-таки целостному.

Ключевое место в книге занимает роман «5/4 накануне тишины». Собственно, уже само название задаёт ритм произведения. Попытка построения музыкальной аналогии в тексте – эксперимент не новый, но всегда крайне интересный. Сама постановка вопроса уже содержит в себе определённую биполярность, сплав архаики и современности. С одной стороны, новаторство в части формы, с другой – мгновенная ассоциация с такими вершинами музыкально-философской прозы, как «Игра в бисер» Германа Гессе и «Доктор Фаустус» Томаса Манна. Роман Галактионовой, безусловно, – образец сложной прозы. И в смысле речевом, и в смысле проблематики. Особенности построения фраз, композиционные решения внутри глав и драматургия их расположения тесно увязаны с тем, что, собственно, происходит в книге. А происходят в ней вещи страшные, ставятся вопросы неимоверного накала и философской глубины. Разумеется, есть место и некоторой иронии – и литературной, и философской, и – порой – чисто житейской, бытовой. Для начала остановимся на художественных приёмах, которыми пользуется Галактионова в своём романе.

Первое, что сразу же бросается в глаза, – курсивные вставки, разбивающие порой фразу на части:

«Ему всё чаще казалось: если удастся умирание жены развернуть в сторону выздоровленья,

– Люба – постарайся –

голубушка – вернись – оттуда –

– где – ты – теперь –

это может изменить

картину мира».

Подобные вставки, которых множество в каждой главе, как ни парадоксально, не утяжеляют восприятие, а придают тексту динамику. И – дают большее погружение в сюжет. Проговаривая выделенное курсивом, волей-неволей начинаешь как-то более лично воспринимать события, разворачивающиеся в романе. Вторая композиционная особенность – нелинейный монтаж, грамотное распределение находящихся вне времени сцен по всему объёму произведения. Весьма интересна также сюжетная составляющая. К примеру, линия с поиском секретной лаборатории НКВД, вскользь заявленная в первой половине романа, обретает взрывное продолжение в самом конце, становится выводом – и разрешением проблем, рассмотренных в романе. Художественные приёмы, техника письма Галактионовой погружают читателя в шизофренично-безысходную реальность героя произведения – что заставляет вместе с ним искать ответы на очень непростые морально-нравственные и мировоззренческие вопросы.

Что же происходит в «5/4 накануне тишины»? Успешный «бизнесмен из 90-х», Андрей Цахилганов, сын полковника КГБ, начальника лагеря политзаключённых, решает свои нравственные проблемы, находясь неотрывно у постели умирающей жены. И – что самое интересное – решает успешно. Что же мучает Цахилганова? Коренной, раскалённым клином застрявший в затылке вопрос: ответственны ли дети за грехи родителей (что

немудрено, учитывая успешную карательную карьеру отца). В какой-то момент вместе с героем начинаешь понимать: да, ответственны, особенно в особо тяжких случаях. И нет исхода, нет оправдания. Грехи отцовские множатся в грехах чад, возмездие накрывает весь род – и страшно оно, это возмездие. Ох как страшно. Словно чёрная дыра, череда преступлений и наказаний затягивает всех, кто оказался рядом с проклятым, страдают ближние и дальние, и нет этому конца. Впрочем, ближе к концу произведения, опять-таки вместе с героем, находишь своеобразный выход из этого порочного круга. Обретение цельности разбросанной, расслоённой личности и стремление к искуплению через самопожертвование – возможный, хотя и не универсальный исход.

Безжалостно-иронично прописано в романе умирание жены Цахилганова на фоне уже умершей любви людей друг к другу. Да, в мире романа отсутствует человеческая любовь, люди отвратительны, беспощадны друг к другу. Но задумаемся, есть ли мир «5/4 накануне тишины» – реальный мир. Нет. Скорее – это мир внутри головы Цахилганова, индивидуальное Чистилище, сквозь которое он должен пройти. Причём неважно – попадёт он потом в ад или рай. Важно, что чистилища не избежать. Любовь умерла или умирает. Значит – она не может быть решением проблемы, она за скобками, вовне, активной силой не является. Здесь – крайне замысловатая полемика с христианством. По Галактионовой, великому грешнику любовь в чистой её форме недоступна. Даже молитву осквернит он, произнеся. Что же делать? В романе даётся оригинальное решение. Если тебе уже недоступна сама любовь, сделай её – как идею – предметом служения. Привыкший к мирским наслаждениям Цахилганов много дней не покидает палату, сидит возле больной жены. Аскеза, самопожертвование – не средство, но путь. Сознание героя расслаивается именно в реанимационной палате, где умирает Любовь. Появляется Цахилганов внешний, светлая сторона обычного Цахилганова. И через общение с этой своей светлой стороной – надо сказать, шизоидное, бредовое общение – приводит к нахождению возможного выхода. И, когда выход найден и начинается прямое действие – пусть тоже происходящее в бредовом видении, – субличности сливаются в некое гармоничное целое.

Вернёмся к разговору о книге в целом. Помимо романа, датированного 2004 годом и в своё время достаточно нашумевшего, в неё входят рассказ «Adagio» (1982), повесть «Это был Шулмусы» (1992) и очерк «Мятежная лампада века. К 180-летию со дня рождения Л.Н. Толстого» (2008). Что любопытно: эти произведения связаны с романом достаточно интересным образом. В рассказе проделана интересная композиционная работа, эксперимент с музыкальной формой в литературе. В повести находим своеобразное предчувствие будущего стиля Галактионовой, ощущается, как и в «5/4 накануне тишины», влияние Айтматова. Очерк развивает, по сути, главную идею романа – рассматривает историческую, поколенческую ответственность – но уже в жанре журналистики. В целом – после прочтения книги – чувствуешь себя так, будто пережил что-то большое, заставившее переосмыслить отношение ко многим вещам. Надо сказать, редкая книга даёт такой уровень погружения. Несколько дней, проведённых с «Восстанием праха», могут стать ценным опытом даже для бывалого читателя.

Иван КУПРЕЯНОВ

Теги: Вера Галактионова , Собрание сочинений в трёх томах

Пятикнижие № 3-4

ПРОЗА

Николай Дежнев. Канатоходец. Записки городского сумасшедшего: Роман.
– М.: Текст, 2014. – 352 с. – 2000 экз.

В послесловии от издателя говорится: "если бы в литературе существовал жанр «игра ума", роман «Канатоходец» был бы блестящим его образцом». И с этим нельзя не согласиться, поскольку книга действительно сложная, многогранная, требующая вдумчивого чтения и серьёзного анализа. Это тот случай, когда от читателя нужно не просто внимание, но некоторое даже «сотрудничество» с автором. Ведь в предисловии сказано, что роман имеет целый ряд недоговорённостей, а также отсылок к другим романам Николая Дежнева. Но что характерно – даже обойдясь без этих отсылок, можно понять внутренний мир главного героя, писателя, стремящегося найти себя в этом безумном-безумном-безумном мире. Вечная тема, к которой обращались сотни и тысячи авторов. Дежнев, однако, взявшись за неё, сумел сказать нечто новое. Во всяком случае, не повторить мысли, высказанные до него. А это очень сложная задача.

ПОЭЗИЯ

Наталия Елизарова. Черта. ЦРТА / Перевод на сербский Вера Хорват, перевод на болгарский Валентина Радинска. – Сербия, Смедерево: АРКА (библиотека «Логос Светови»), – 2014. – 120 с.– 500 экз.

Книга московской поэтессы Наталии Елизаровой – необычная книга. Она издана сразу на трёх языках – русском, болгарском («Черта») и сербском («ЦРТА») и даже названия подчёркивают, насколько близки эти родственные языки друг другу. Русская поэтическая треть этой книги стихов показывает, насколько лиричны стихи Наталии Елизаровой: