Литературная Газета 6495 ( № 16 2015)

Литературная Газета Литературка Газета

Или если мы откроем дневники Льва Николаевича Толстого – больше десятка томов – их надо все посмотреть на этот предмет и выбрать оттуда строки. Что в каждом дне увидел Толстой? Это я тоже делал. Так скапливаются у учителя эти литературные тексты, которые он будет дополнять и цитировать на уроках. Это проникновенная речь наставника. Здесь наше слово настоящее, национальное, очень к месту.

Что касается сочинения. Надо взять темы, которые близки детскому понятию. Допустим, сочинение, как он лето провёл и что в природе видел. Пусть у некоторых это будет наивно, но летом всё очень колоритно, и это западает в душу. Даже если он «не был на природе», а оставался в городе… Надо сказать, что люди, живущие в деревне, сами часто не знают ничего за пределами своих потребностей. Вот они знают сорные растения, что их надо выдрать. А на лугу – трава и трава. А какая трава? Ведь у нас по теперешней нашей

обрезанной стране 17 000 видов разных трав. А раньше было – 21 000 видов. В Подмосковье – 1300 видов. Если хоть десятка полтора из них будете знать – уже хорошо, и они вам встретятся по всей средней полосе. Поэтому и книга моя называется «Русское разнотравье». И там 160 очерков.

Интересные темы такие, где на личном опыте можно что-то увидеть. Очень интересно было бы познакомить детей с культурными растениями: рожь, пшеница, лён. В своё время, лет двадцать назад, я провёл такой эксперимент. У нас в дачном посёлке, когда развалился колхоз, всем раздавали по две сотки земли. И все бросились брать, все изголодались по личной земле. Шум, гам – пятьсот участков нарезали! Охраняли свои участки, даже канавы копали вокруг своих двух соток и проволокой затягивали. И так канителились два года. Потом стали потихонечку бросать. Многим показалось, что две сотки обрабатывать тяжело. Это вообще смешно: у нас во время войны сорок соток обрабатывали, я тогда только в школу пошёл.

И думаю я: давай-ка я вскопаю брошенную землю, посажу рожь и покажу детишкам местным, как растёт хлеб. Вот весной полезли озимые, люди идут и радуются: какая-то делянка необычная, интересная. Дети из школы идут – никто не потоптал. В августе мы с детишками пошли жать рожь. Связали снопы и на тачке привезли. Подсохла рожь – молотить стали. Обмолотили – получился ворошок зерна. Дети радовались: это же их труд, я им тоже давал молотить. Сделал я ступу, чтобы измельчить зерно, мельницы же нет под руками, и я зерно истолок. Получили мы муку и испекли лепёшки. И дети уминали за обе щеки эти пышки! Вот такая педагогика.

На следующий год, думаю, ладно: рожь мы усвоили. И посеял лён. А лён очень красивый, когда колоколится, цветёт. Делянку мою как будто кто полушалком дорогим накрыл! Все останавливаются, любуются. И опять никто не забежал, не помял, а ведь не охраняется. Потом мы выдергали этот лён, получили волокно. Ступы я сделал, где мнут это волокно, всю пещерную индустрию им показал. Ткацкого станка у нас не было, а из этого волокна мы делали верёвку, чтоб было хозяйственное использование. Дети охотно помогали, очень им это понравилось.

Или вот цветы. У нас ведь совсем отвыкли от русских цветов, которые заполняли палисадники. Мальвы, золотые шары, астры. Аранжировка, расстановка цветов – это искусство целое. Понести в школу букет, который сам составил, – это тоже участие. Можно выбирать стихи на какую-то тему: например, розы, шиповник. Или: сенокос, гроза. Нам надо проработать пласт нашей классики, она у нас омертвляется от невнимания. Надо любовные струнки затронуть, чтобы они заиграли в душе. Если дети будут любить свою природу, то и свой край, свою землю будут любить. Если же человека отучить от родной красы, от родного слова – что остаётся тогда? Пусть не всем дано радостно-трепетно ходить перед лицом Божиим, но бережно относиться – это обязанность наша. Нам надо удивляться. И на этом воспитывать свой вкус, свой характер. Ведь проявление какого-то восторга в душе – это благородное чувство.

Теги: филология , русский язык

Старые записи иностранцев о русском языке

Путешествуя по России, иностранцы заносили в путевые дневники увиденное и услышанное, благодаря чему сохранились не только уникальные описания обычаев, нравов и реалий соответствующей эпохи, но оказались зафиксированными редкие русские слова и именования.

" Мы уселись за стол, обильно уставленный едой в русском духе, в первую очередь рыбой, которую тут готовят лучше, чем у нас, была очень вкусная икра, из напитков - кислые щи, мёд и пиво – никакого вина [?]" Приведённая цитата взята из дневника латиноамериканского креола Франсиско де Миранда (1750–1816), родом из Каракаса, столицы испанской колонии Венесуэлы, которому довелось почти год провести в России (1786–1787). В его дневнике, среди прочего, обнаруживаем название шипучего напитка «кислые щи» (kichlesti) и московской башни – «Сухарева» (Soujareba-Bachna), которую он почему-то переводит как «голова сахару». Эти факты относятся к XVIII веку – столетию, богатому грамматиками, разного рода описаниями и лексиконами: в справочнике «Словари XVIII века» В.П. Вомперского приводится 277 наименований. Поистине –

век словарей!

Но какие в записях иностранцев сохранились свидетельства о русском языке допетровского времени ? Дважды, в 1517 и в 1526 годах, Русское государство посетил австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн. В своих «Записках о Московии» (Rerum Moscoviticarum Commentarii) он показал чуть ли не все стороны русской действительности, поведал об истории и современном состоянии государства, опубликовал карту Московии и даже включил в своё произведение отрывки из литературных сочинений. «Записки» были написаны по-латински, а позже переведены на другие языки. Барон так подробно и разносторонне описал увиденное, что его труд иногда считают профессиональным дипломатическим отчётом. Для историков русского языка особенную ценность представляет включение в оригинальный латинский текст русских слов с объяснением значений, типа: «Mille на их языке [т.е. по-русски] называется «тысяча» (Tissutzae); точно так же десять тысяч (decem millia) они выражают одним словом «тьма» (tma), двадцать тысяч (viginti millia) – «две тьмы» (Dvuetma)».

Известны русские «вкрапления» гораздо более древние, например, целая фраза на русском языке, написанная греческими буквами, в «Теогонии» византийского филолога-энциклопедиста Иоанна Цеца (ок. 1110 – ок. 1180), – факт, обладающий особой лингвистической и культурно-исторической значимостью: «Сдра(в), брате, сестрица… добра день» («здравствуй, брате, сестрица… добрый день»).

Но помимо «вкраплений» существуют составленные иностранцами лексиконы и разговорники с иноязычной и русской частью . Мы привыкли черпать сведения о родном языке из произведений русской литературы разных эпох, т.е. из основного фонда источников по истории русского языка, однако подобного рода лексиконы и разговорники довольно долго в этот фонд не включали. И только в тридцатые годы прошлого века Борис Александрович Ларин приступил к их научному анализу. Он прочитал (фактически расшифровал) сложные рукописи, провёл исследование их языка и опубликовал три иностранных источника XVI–XVII веков. Это: 1) отражающая московскую речь конца XVII в. «Русская грамматика» Генриха Вильгельма Лудольфа, немецкого филолога, участника дипломатических миссий (Oxford, 1696; издана в 1937 г.), 2) имеющий французскую и русскую части «Парижский словарь московитов» капитана Жана Соважа, произведение которого позволило довольно полно восстановить фонетический облик холмогорско-архангельской разговорной речи и диалектных особенностей конца XVI в. (Dictionaire Moscovite, 1586; издан в 1948 г.), и 3) русско-английский «Словарь-дневник» учёного пастора Ричарда Джемса 1618–1619 гг., записи которого показывают северорусские диалектные особенности, профессиональную речь рыбаков и местную лексику (подготовлен к печати в 1948 г., издан только в 1959 г.).

Между прочим, в предисловии к «Грамматике» Генриха Вильгельма Лудольфа, написанном на латинском языке, автор указал на такую особенность русского языка XVII века, как «двуязычие», когда «разговаривают по-русски, а пишут по-славянски»: «Большинство русских, чтобы не казаться неучами, пишут слова не так, как произносят, а так, как они должны писаться по правилам Славянской грамматики, например, пишут сегодня ( segodnia ), а произносят севодни ( sevodni )». Автор открыто провозглашает принцип передавать в своей грамматике и в помещённых здесь диалогах «звуки, которые слышатся в произношении» русских слов, с тем чтобы «книга послужила на пользу тем, кто хочет научиться разговорному русскому языку». Он выразил надежду, что такое его, почти революционное для своего времени, решение, может быть, «убедит Русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии ». И восклицает, что « только к пользе и славе Русской Науки может послужить… , если они , по примеру других народов, начнут культивировать собственный язык и издавать на нём хорошие книги ».

Позже в научный оборот были введены и другие подобного рода произведения, например, русско-немецкий разговорник XVI века, копия которого была заказана дерптским (тартусским) бюргермейстером Томасом Шрове (оригинал относится к XV в.; издан в Кракове в 1997 г.). Разговорник Томаса Шрове послужил образцом для другого словаря на русском и нижненемецком языке – Тенниса Фенне, называемого иногда «Псковским разговорником» 1607 г. (публиковался в Копенгагене: 1961, 1970, 1985, 1986). В XVI веке появился также первый англо-русский и русско-английский словарь Марка Ридли (Ридлея), личного врача царя Фёдора Иоанновича (издание: K[?]ln; Weimar; Wien, 1996).