Литературная матрица. Учебник, написанный писателями. Том 2
Шрифт:
Шаламов последовательный и оригинальный художник. Достаточно изучить его эссе «О прозе», где он, например, заявляет, что текст должен создаваться только по принципу «сразу набело» — любая позднейшая правка недопустима, ибо совершается уже в другом состоянии ума и чувства. Более того, там же Шаламов утверждает, что способен заметить позднейшие вставки и следы редактуры в тексте любого другого сочинителя. Шаламову отвратительна «изящная словесность», красота ради красоты — все должно работать на результат и только на результат. Содержание не определяет форму — содержание и форма есть одно и то же. Шаламов отрицает тип «писателя-туриста», квалифицированного стороннего наблюдателя (в пример он приводит Хемингуэя), изображающего события так, чтобы они были понятны и интересны «широкому читателю». По Шаламову, писатель обязан погрузиться в толщу жизни, чтобы испытать те же чувства, что и его герои; именно трансляция истинного чувства есть задача писателя.
«Чувство» —
Он не жил анахоретом, досконально разбирался в живописи, посещал выставки и театральные премьеры. Принимал у себя поэтическую молодежь — к нему захаживал Евтушенко. Переживал из-за вечного безденежья.
Мог матерно выбранить уличного хама. Был горд, заносчив, эгоцентричен. Очень честолюбив. Мечтал о славе де Голля. Верил, что его стихи и проза обгонят время. Признавался близким: «Я мог бы стать новым Шекспиром. Но лагерь все отнял».
Варлам Шаламов умер в 1982 году. Умер, как и положено умереть русскому писателю: в нищете, в лечебнице для душевнобольных стариков. И даже еще кошмарнее: по дороге из дома престарелых в дом для умалишенных. Канон ужасного финала был соблюден до мелочей. Человек при жизни прошел ад — и ад последовал за ним: в 2000 году надгробный памятник писателю был осквернен, бронзовый монумент похитили. Кто это сделал? Разумеется, внуки и правнуки добычливых Платонов Каратаевых и Иван-Денисычей. Сдали на цветной металл. Думается, сам Шаламов не осудил бы похитителей: чего не сделаешь ради того, чтобы выжить? Колымские рассказы учат, что жизнь побеждает смерть, и плохая жизнь лучше хорошей смерти. Смерть статична и непроницаема, тогда как жизнь подвижна и многообразна. И вопрос, что сильнее — жизнь или смерть, — Шаламов, как всякий гений, решает в пользу жизни.
Есть и кафкианское послесловие к судьбе русского Данте: по первой, 1929 года, судимости Шаламов был реабилитирован только в 2002 году, когда были найдены документы, якобы ранее считавшиеся утраченными. Не прошло и ста лет, как признанный во всем мире писатель наконец прощен собственным государством.
Чем далее гремит и звенит кастрюльным звоном бестолковый русский капитализм, в котором нет места ни уважению к личности, ни трудолюбию, ни порядку, ни терпению, — тем актуальнее становится литература Вар-лама Шаламова. Именно Шаламов подробно и аргументированно заявил: не следует переоценивать человека. Человек велик — но он и ничтожен. Человек благороден — но в той же степени подл и низок. Человек способен нравственно совершенствоваться, но это медленный процесс, длиной в столетия, и попытки ускорить его обречены на провал.
Поосторожней, братья, — путь от человека к зверю не так долог, как нам кажется.
«Мы, — писал Шаламов, — исходим из положения, что человек хорош, пока не доказано, что он плох. Это чепуха».
За человеческое нужно драться. Человеческое нужно беречь и терпеливо пропагандировать.
Конечно, современная Россия — не Колыма, не лагерь, не зона, и граждане ее не умирают от голода и побоев. Но именно в современной России хорошо заметен крах идей «морального прогресса». Наша действительность есть топтание на месте под громкие крики «Вперед, Россия!». Презираемое лагерником Шаламовым «прогрессивное человечество» уже сломало себе мозги, но за последние полвека не смогло изобрести ничего лучше «общества потребления» — которое, просуществовав считанные годы, потребило само себя и лопнуло. Мгновенно привить российскому обществу буржуазно-капиталистический тип отношений, основанный на инстинкте личного благополучия, не получилось. Экономический рывок провалился. Идея свободы обанкротилась. Интернет — территория свободы — одновременно стал всемирной клоакой. Социологический конкурс «Имя Россия» показал, что многие миллионы граждан до сих пор трепещут перед фигурой товарища Сталина. Еще бы, ведь при нем был порядок! Благополучие до сих пор ассоциируется с дисциплиной, насаждаемой извне, насильственно, а не возникающей изнутри личности как ее естественная потребность. Ожидаемого многими православного воцерковления широких масс не произошло. Обменивая нефть на телевизоры, Россия на всех парах несется, не разбирая дороги, без Бога, без цели, без идеи, подгоняемая демагогическими бреднями о прогрессе ради прогресса.
Шагай, веселый нищий.Аналогов «Колымским рассказам» Варлама Шаламова в мировой культуре нет. Будем надеяться, что их и не будет. Если не будет новой Колымы. Но есть уже множество доказательств того, что новая Колыма спроектирована и создается. Прямо в нашем сознании. Распад личности ныне происходит не в вечной мерзлоте, под лай конвойных псов, теперь рабов не надо везти в тундру
Александр Терехов
ТАЙНА ЗОЛОТОГО КЛЮЧИКА
Александр Исаевич Солженицын (1918–2008)
Э-э, разговор про Солжа, Моржа (это прозвище) [420] … Щепотки отработанного мела сыплются на джинсы, и автор, отличник ВВС («А ведь они так и подумают, что Би-би-си!!! И так впереди — на каждом, о боже (верни курсор, баран, и возвысь букву) Боже, шагу!»), пытается представить себе: «они» — старшеклассники сейчас, кто такие?
420
1 Морж — юношеское прозвище Солженицына, который, по воспоминаниям его первой жены, Натальи Рсшетовской, «до поздней осени ходил без пальто и всю зиму нараспашку». (Здеи и далее — прим. ред.)
Возможно, это те ребята, что ползуг через улицу из гимназии на Крупской, когда ты норовишь с Ленинского пролететь на Вернадку, в черепастых бейсболках, патлатые или бритые, с загадочными взлетающими на нитях колесиками (называется «йо-йо»!), в трубопроводных штанах, сползающих с насмешливых цветастых трусов, и жрут дерьмо из ярких пакетиков. Не похожи на нас. А вот девчонки похожи на наших. Даже получше. Так и хочется окликнуть: помнишь меня?
Страдающее молчание.
А висят ли сейчас и кабинетах литературы портреты заплаканного Некрасова и запорошенного сугробом Тургенева, потеснились ли, дошла ли позолота до Бродского, похожего на простуженного скворчонка? Автор наконец замечает за последним столом благодарного слушателя, свою дочь, — она не ерзает. Неизвестная земля, непонятного содержания. Да еще удаляется, и легко спутать просто с дымкой вот-там-вот-вон-там, где кончается все, но про каждую встречную птицу думаешь — от нее… Так вот, э-э…
У нас есть маленькая проблема (как говорят в кино, доставая из нагрудной кобуры ствол, афроамериканские парни, меняющие чемодан героина на чемодан долларов в неработающих цехах): Солж, наше нобелевское солнце [421] , зарыто в землю. А говорить о мертвых писателях следует, опустившись на колени и так, чтобы перед заключительным абзацем обнаружить себя в одиночестве: подожженная публика должна брызнуть в стороны — читать, образуя и распространяя пожар любви.
421
2 Ср. с крылатым выражением «Солнце нашей поэзии закатилось!» (начальная фраза единственного извещения о смерти А. С. Пушкина, которое было написано В. Ф. Одоевским и напечатано 30 января 1837 г. в приложении к газете «Русский инвалид»).
Так вот, Солжа любить невозможно. Все равно что любить будильник. Или микроволновку, бампер. Его сочинения невозможно пересказать перед сном, у костра или у экзаменационных дверей, хотя он «перепахивал», по-нынешнему — «взрывал мозги»; но теперь от ядерных и ядовитых взрывов «Архипелага ГУЛАГа» [422] остались отблески на ночном небе, да и про те сомневаешься — не подкрашивает ли облака тепловыделительная деятельность Очаковской ТЭЦ?
И есть большая проблема: взрыватель, выдающийся элемент, молекула «Солж» состоит из четырех атомов, связанных последовательно и крест-накрест, «каждый с каждым»: Александр Исаевич Солженицын (11.12.1918, Кисловодск); время; руслит и Бог. И все четыре элемента (на сегодня, 12:04) в реальности не существуют; три — больше не существуют, один — как всегда.
422
3 «Архипелаг ГУЛАГ» (ГУЛаг — аббревиатура сочетания «Главное управление лагерей» (наравне с написанием ГУЛа/, которое соответствует орфографическому правилу, в современной практике письма закрепился «солженицынский» вариант ГУЛАГ); официальное название этого важнейшего органа политических репрессий в СССР — Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест и заключения) — книга Солженицына, посвященная советской репрессивной системе 1918–1956 гг. Жанр книги писатель определял как «опыт художественного исследования», основанного «на рассказах очевидцев, документах и личном опыте самого автора».