Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
Студент глянул направо и толкнул Нефедова локтем. Со стороны елани не торопясь шел медведь. Его бурая шкура отливала серебром при луне. Он важно проследовал в нескольких метрах от рязановского шалаша и припал к пьяному меду. Покончив с ним, он уселся на землю, взял корытце в передние лапы и стал его вылизывать, затем глухо заворчал… Раздался слабый треск — посудина разлетелась в мощных лапах разлакомившегося зверя. Встав на задние лапы, медведь закружился, вытянув шею, как будто к чему-то принюхивался. Потом он опустился на все четыре ноги и, прихватывая на ходу языком обрызганные
В это время к Нефедову с Васей подбежали запыхавшиеся полевод и Петька. Все четверо не отрываясь глядели на медведя. Вот он встал на задние ноги и, протяжно заревев, начал перепрыгивать с лапы на лапу…
— Чистый цирк, — восторженно прошептал Петька.
Вдруг медведь опустил голову, уперся передними лапами в землю и перекувырнулся.
Все четверо дружно захохотали.
Затем косолапый, издавая хриплое ворчанье, стал кататься по овсу…
Душа полевода не выдержала — заряженное ружье взлетело к плечу. Не ударь старик Колю под локоть, — быть бы медведю покойником.
— Пошто стрелишь, мы его живым возьмем! — сердито сказал Нефедов, сверкнув глазами из-под нависших бровей.
Эхо выстрела донеслось с сопок, но медведь уже ничего не слыхал, — всё медленнее перекатывалась бурая туша по овсу и, наконец, стала неподвижной. Раздался мощный храп. Подождав несколько минут, трое взрослых, взяв ружья наперевес, пошли к медведю. Мальчик с дубинкой в руках припрыгивал сзади.
Медведь лежал на боку и мирно храпел. Петя осторожно погладил его по темени, а затем по спине. Вдруг медведь жалобно застонал и махнул когтистой лапой по носу, — паренек испуганно отскочил; весь мишкин нос был усыпан, как крупным бисером, напившимися кровью комарами.
Вася и Коля принялись связывать сперва передние, а затем задние лапы беспомощного зверя. Нефедов, стоя с ружьем наперевес, внимательно следил за медведем: пьян-то он пьян, а вдруг очнется. Надо быть начеку!
Ноги медведя связали попарно, а передние лапы, для верности, еще прикрутили к груди. Зверь не шелохнулся, только посвистывал носом.
— Однако пора и сигнал давать! — Нефедов зарядил ружье холостыми патронами и выстрелил три раза в воздух.
Ольга Иннокентьевна сидела на сторожевой вышке — бывшей колокольне. Она решила сама ехать за медведем, — дожидалась сигнала Нефедова.
Услышав выстрелы, она быстро спустилась по крутым выщербленным каменным ступеням и отправилась на колхозную конюшню.
У ворот дежурил конюх.
— А где же Гарама?
— А кто его знает! Дома нет. Я вместо него, — ответил парень.
Во дворе уже закладывали телегу. Еще с вечера распорядилась Муратова — запрячь Марусю и мерина Рыжика. Маруся — старая белая кобылица (конюх-балагур дед Архип шутя клялся, что знал ее еще в первую мировую войну), несмотря на годы, сохранила стать и силу; сказывалась примесь ахалтекинских кровей: высокие, тонкие, сильные ноги; прямая спина в струночку; красивая — корабликом — посадка груди, подобранный живот, легкие бока и сухая, чуть горбоносая головка. От обычных
Через минуту по тихой ночной улице загромыхала телега, — вожжи держала сильными руками Ольга Иннокентьевна. Подъезжая к своему дому, она крикнула:
— Настя, выходи!
Из ворот выбежала, натягивая на ходу ватник, дочь и вспрыгнула на телегу.
Поехали в обход, — до проезжего моста через Газимур было километра три.
Когда они подъезжали к овсяному полю, первые солнечные лучи уже золотили маковку Сестрички, а у подножия сопки колыхались густые волны тумана.
Муратова завернула коней в объезд овсяного поля к подножию сопки.
Глазам женщин представилась мирная картина: лежа на боку, тихо посапывал связанный пьяный медведь, а привалившись плечами и головами к его теплой и мягкой спине, спали, плотно прижавшись друг к другу, трое взрослых и мальчик.
— Охотнички, вставайте! — крикнула Ольга Иннокентьевна, спрыгивая с телеги и хватая под уздцы дрожавшего Рыжика; он весь осел назад и с ужасом косился на связанного медведя. Верхняя губа его приподнялась, и из ноздрей вместе с паром вылетал натужный храп. Маруся повернула горбоносую голову к медведю, всхрапнула разок и более не шелохнулась.
Первым поднял грязное лицо — об медведя измазался — Нефедов.
— Дядя Ваня, на кого ты похож! — всплеснула руками Настя. — Пойди умойся, вон там ключик есть, — показала она рукой на группу низеньких ракит.
— Медведь никогда не умывается, а люди его боятся! — пробурчал старик, и все четверо ушли к родничку.
Ольга Иннокентьевна держала Рыжика под уздцы, а Настя мастерила настил — прилаживала к задку телеги привезенные с собою доски.
— Вот и ладно, — произнес умывшийся Иван Иваныч. — А ну, ребята, помогай!
Подошли к спящему медведю — не поднять!
— Ничего, покатим, как бочку!..
Связанный зверь только поворчал во сне и чуть приоткрыл один глаз, когда его вкатывали на телегу.
Спящий медведь лежал поперек телеги, его голова свешивалась через правую грядку, а связанные задние лапы болтались с другой стороны.
Рыжик пятился, храпел и визжал; круглые глаза коня настолько закатились, что были видны только налившиеся кровью белки.
— Петюнька, придержи Рыжика, — Муратова передала поводья мальчику, — да крепче держи!
Польщенный доверием парнишка почти повис на морде у обезумевшего конька.
Ольга Иннокентьевна скинула ватник и засучила рукава на мускулистых руках.
— Раз, два, — дружно! Раз, два, — взяли! — командовала она. И вот уже тяжелая туша лежит на спине вдоль телеги, протянув связанные задние ноги к лошадиным хвостам.
Медленно и торжественно (как архиерея, — усмехнулся Нефедов) повезли спящего медведя в село.
Бившегося и храпевшего Рыжика вел под уздцы Рязанов.
Настя поглаживала и успокаивала золотистого меринка. Рядом со спокойной кобылицей шел Петя. Справа и слева от телеги с ружьями наперевес шагали Вася и Нефедов. Шествие замыкала Ольга Иннокентьевна.