Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
Зажечь факел удалось только под полушубком. Запахло паленой шерстью; жгучая боль резанула пальцы, — он едва не выронил проволоку. Но под капотом вспыхнуло неяркое пламя. Задыхаясь от копоти, Григорий полами прикрывал огонь от ветра.
Факел зачадил и догорел. Григорий вернулся в кабину, запустил стартер. Двигатель зафыркал, зачихал, замер, стрельнул и загудел ровно. Григорий откинулся на сиденье, отдыхал неподвижно, лишь время от времени нажимая на педаль. Мотор разогрелся, работал ритмично. Клонило в
Когда Григорий снова поехал по незанесенной дороге, часы показывали четверть одиннадцатого.
«Осталось десять километров. За полчаса доберусь… Не застрять бы только в Косом Логе.»
Дорога заметно пошла под уклон, приближался лог. Григорий вглядывался в темноту, но увидел занос, только когда наткнулся на него.
Сугроб пересекал дорогу и уходил в стороны, длинный и ровный, похожий на вал, насыпанный человеческими руками.
В первый момент препятствие показалось не страшным.
Зенков взобрался на вершину сугроба и пополз, — слипшаяся корка выдерживала его. Пошли невысокие гребни; казалось, заносу не будет конца. Григорий осторожно обернулся; где-то очень далеко слабо светили фары машины.
«Мотор? — ошарашила тревожная мысль, но он не пошел назад. — Пускай… незачем. Здесь мне не пробиться…» Он прикорнул у гребня и задумался. — «Снег не прорыть. И втроем бы не справились… Метров сорок, пожалуй… Значит, кончена поездка!»
Отчаяние и злость овладели Григорием. Так близко — всего три километра до города. Но машине не пройти. Очевидно, всё зря.
От полушубка противно пахло паленой шерстью… «Пропадешь… возвращайся.» — трусливо твердил инстинкт.
Григорий приподнялся, встал на колени.
— Врешь! — закричал он, силясь перекрыть голосом вой ветра. — Всё равно доберусь! Пешком дойду!
Он вернулся к машине, выключил двигатель, спустил воду. Снова взобрался на сугроб и пополз в полной темноте.
Занос кончился. Григорий скатился на спине, задыхаясь от ветра. Воткнул лопату в снег, набрал побольше воздуха и, пряча лицо, зашагал по дороге.
Боком, согнувшись, спиной к ветру, порой почти на четвереньках, с закрытыми глазами подвигался Григорий. Чудилось, будто он бредет давно, что много часов прошло с тех пор, как он покинул машину.
Но много ли пройдено и сколько осталось, — Григорий не мог сообразить.
Он волочил негнущиеся ноги, пока не споткнулся о бугор.
Он упал. Мысль подсказывала, что надо встать и идти, но усталость сковала тело.
Неудержимо хотелось спать.
Григорий приподнял тяжелую голову, встрепенулся. В ставший привычным вой ветра ворвался посторонний звук. Он долетал слабо, но ошибиться в нем было нельзя: заводский гудок.
— Полночь, — бессознательно сказал Григорий.
Чуть позже он сообразил: «Завод
Он вскочил. Гудок всё еще звучал, поднялся на высокую ноту, оборвался и замер. Григорий качнулся и, не уверенный в способности двинуться вперед, отступил на два шага под напором ветра. Наклонил голову, как бык, собирающийся бодаться, и, закрыв глаза, медленно побрел в направлении звука.
— Там… там… — бормотал он, — близко…
Григорий пошел целиной, напрямик.
Дорога осталась где-то слева. Порой ему чудились огни, слышался шум проезжающего автомобиля, звуки сирены. Потом всё пропадало в вое бурана.
Ветер немного ослаб, идти стало легче. Но силы Григория иссякли, он с трудом поднимал казавшиеся пудовыми валенки. Новый порыв бурана свалил его, и он долго не мог подняться. Опять подступила неотвязная дремота.
Григорий инстинктивно двинул затекшей ногой и очнулся. «Замерзаю… не встать… Почему я не вернулся? Назад не доехать.» Выплыли из мрака лица товарищей, Семенова. Они надеются на него, ждут. Разве они знают, что в степи заносы?
— Если я не поднимусь сейчас, то пропадут двое, — громко сказал Григорий. — В городе найду машину… рабочих. Ну, Гришка, ну!
Он сжал ладони в кулаки, подгреб их под себя, спружинил ноги и вскочил. Он знал, что город близко: еще метров триста — и начнутся первые дома.
Григорий уже не мог идти прямо, он петлял. Его неровные следы тотчас заносило снегом.
Буран неистовствовал позади. Но впереди был город: неясно доносился шум завода, лай собаки.
Григорий плохо помнил, как он выбрался на городскую улицу, как добрел до отделения милиции. Ясность сознания вернулась лишь в теплой, освещенной комнате, где дежурный сержант натирал ему лицо и руки мазью. Григорий рассказал, откуда он и зачем здесь. После, обжигаясь горячим чаем, он с трудом жевал хлеб с маслом. В голове шумело, временами мысли уплывали куда-то далеко.
Сержант снял трубку и вызвал квартиру врача. Он долго извинялся за беспокойство, затем коротко, по-военному отрапортовал о случившемся.
— Всё в порядке, товарищ, — обратился он к Григорию. — Утром врач выезжает в «Светлый путь».
— Но там занос! — испуганно воскликнул Григорий.
— Занос не беда, — возразил сержант. — Попросим «вездеход» и солдат из воинской части. Недавно тут целую колонну из сугроба выволокли. Сейчас позвоню.
Последних слов Григорий не слышал. Он прилег на диван, закрыл глаза.
— Порядок. — гудящий басок сержанта доносился откуда-то издалека. — Не тронь его, пусть спит.
Григория разбудили голоса и топот ног в дежурной. Он открыл глаза; в комнате было светло. Потянулся, зевнул — у-ух! — сразу вскочил с дивана.