Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
Машина уже стояла во дворе, солдаты привезли ее рано утром. Через полчаса должен прибыть «вездеход» с врачом.
Обратный путь мало походил на ночную поездку. Буран стих, мела поземка. Ненадолго задержались и у памятного заноса в Косом Логе: снег прорыли еще на рассвете. Затем короткая остановка у поворота, дружная работа солдат, их веселые окрики. Вскоре показались строения колхоза.
Заслышав гудки, на крыльцо выскочила простоволосая, заплаканная Елена — мать Маруси.
— Приехали! Мне уже не верилось. Сюда, доктор, пожалуйте.
Автомобиль Григория поворачивал за угол, когда из
— Подожди! Куда ж… Эх, уехал! — Он сокрушенно посмотрел вслед, медленно вернулся в избу.
Час спустя с крыльца сошли врач, Семенов и Елена с закутанным ребенком на руках.
Пока Елену усаживали и закрывали от ветра, Семенов говорил врачу:
— Спасибо вам, доктор, большое.
— Не за что! Поблагодарите Зенкова, — он спас ребенка. Завтра было бы поздно.
— А Маруся… Она поправится?
— Непременно! Больница у нас не хуже областной, — не без гордости ответил врач. — Едем, товарищи, нельзя терять времени.
Григорий шел по улице не торопясь. Он еще издали заметил Татьяну, но нарочно замедлил шаги.
Татьяна заспешила, почти побежала. В трех шагах от Григория она остановилась. Остановился и он.
— Гриша! Я как ругаю себя! Ведь сдуру только… Я проверить вздумала… ну как ты ко мне… серьезно ли? Когда ушел, за тобой побежала. Но ты… Не до меня было?
— Я догадался, — просто сказал Григорий. — Сгоряча-то не понял, а после дошло. Если бы мог, вернулся бы.
Татьяна мелкими шажками подвинулась к нему.
— Значит, мир, Гриша? Да?.. А страшно было ночью?
— Страшно… — честно признался он. — Да вот сама посуди…
Татьяна слушала, боясь проронить хоть одно слово.
— Скажи, — неожиданно прервала она. — Ты… не ради меня поехал?
Григорий смутился на секунду, поднял глаза и, смотря ей прямо в лицо, ответил не таясь:
— Нет, Таня. Сердись ты или не сердись… Поехал потому, что… ну, сам не знаю. Разве можно было не ехать?
Татьяна улыбнулась.
— Я так и поняла. Не ошиблась я в тебе.
Они замолчали, держась за руки, словно помирившиеся дети.
Темнело… Снег повалил гуще, ветер усилился, засвистел в ветвях деревьев.
— В клуб бы пойти, — нерешительно сказала Татьяна. — Да вот буран начинается.
— Буран? — презрительно повторил Григорий. — Вот вчера, Таня, был буран так буран. Идем в клуб.
В. Кузнецов
Буксир
Е. Веренская
Три портрета
Меня зовут Олег Яковенко. Я учусь в десятом классе. Мой любимый предмет — литература, и моя заветная мечта — стать писателем. Недавно наш руководитель литературного кружка посоветовал мне записать то событие, которое произошло со мной, когда я был в шестом классе. Я постарался припомнить всё как можно подробнее, и не без волнения сажусь писать.
Отец и мать мои погибли, защищая Ленинград от фашистских захватчиков. Теперь я живу с дедушкой — отцом папы — и старой, старой няней. Дедушке за шестьдесят лет, няне — много за семьдесят. Она вынянчила сначала дедушку, потом папу, потом меня. Она очень хорошая — моя няня, только немножко ворчунья.
Над письменным столом дедушки висит большой портрет пожилого человека в косоворотке и поддевке, какие когда-то носили купцы. У него густые черные брови и такие же ресницы, в иссиня-черных волосах сильная проседь, а глаза голубые, совсем светлые. Лицо суровое, строгое и решительное. Это мой прадед, отец деда.
В раннем детстве я страшно боялся этого портрета. Когда я капризничал, нянька всегда говорила:
— А погляди-ко, как старик смотрит на тебя! Он — ой-ой-ой какой, он тебе спуску не даст!
Я с опаской оглядывался на портрет и с ревом прятал лицо на груди у няни.
Помню — мне было лет семь, — я как-то уже лежа в кровати услышал, как няня говорила деду:
— И до чего же ваша яковенская порода живучая! Погляди-ко, Олежка-то весь в старика. Упрямый, настойчивый, — сладу нет. И лицом — патрет, и характером — патрет!
Дед ответил:
— Что же, это хорошо, если Олежка вырастет энергичным, в прадеда. Только, няня, время другое, — пусть Олежкииа энергия на хорошее направлена будет…
Помню, на следующий день я пробрался в комнату деда и остановился перед портретом. Строгие глаза прадеда так и впились в меня. Мне показалось, «старик» сейчас заговорит… Первым моим движением было бежать. Но я всё-таки заставил себя не двинуться с места и продолжал смотреть в страшные глаза. И тут я вдруг впервые заметил, что я действительно похож на прадеда! Такие же у меня черные волосы, брови и ресницы и такие же светлоголубые глаза. Помню, я оглянулся на зеркало и рассмеялся. С этого дня я перестал бояться «старика».