Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
У машины Тимаков скомандовал:
— Ну-ка! Глаза закрой, руки вверх!
Леня послушно зажмурился и поднял руки. В ту же минуту на нем очутилась футболка. Она положительно преследовала его, спасенья от нее не было.
— А теперь где хотите ехать, товарищ будущий капитан? Наверху либо в кабиночке?
— А зачем мне ехать?
— Зачем? Домой пора! Вот зачем.
— Увезти меня хочешь? Дядя Степа-а! Я здесь ночевать останусь.
— Ночной пропуск тебе нынче не выписан.
— Не поеду-у! Дя-а-дя Степа!
— Прения прекращены за недостатком времени.
Неумолимый Тимаков засунул Леню в кабину и еще придержал его локтем, усаживаясь на свое водительское
Двор был погружен в темноту. Фонари освещали лишь крыльцо, дорожку, калитку. Мерцали звезды. Казалось, что прикреплены они к небосводу непрочно, еле держатся и, того гляди, посыплются вниз. Что-то ворошилось в кустах сирени, должно быть, воробьи укладывались там спать.
За раскрытыми окнами конторы стояла тихая темнота. Мамы не было, куда-то она ушла, может быть, даже уехала. Бумажки с анализами Тимаков передал высокому инженеру в белом парусиновом костюме еще у ворот.
И зачем дядя Степа приволок его, спрашивается?
Леня слонялся по двору, выходил и стоял у калитки, опять забредал во двор. Делать было решительно нечего. Вероятно, уже поздно, и можно бы и в постель, но спать ему совсем не хотелось.
Вышла из дома и прошла в глубь двора тетя Серафима, Галина мама, в красном сарафане, который сейчас казался черным. Возвращаясь, она заметила Леню.
— Пойдем к нам, посиди, пока мама придет.
— А где мама?
— По делу ушла. Иди, ужинать дам.
Нет, ужинать Леня не имел ни малейшего желания.
— Я тут маму подожду.
Тетя Серафима ушла в дом.
Потихоньку Леня побрел вдоль улицы, попадая в полосы света, падавшие из окон домиков, и опять вступая во мрак, точно нырял по волнам. Яркое место — гребень волны, темное — скат вниз.
Невидимые кроны деревьев дышали теплом из-за заборов, листва с чем-то шептала.
В освещенном окне был виден стол, покрытый белой скатертью. Две девочки — одна стриженая, другая с косами — и бритый старичок в очках пили чай из блюдечек с синей каемкой. Старшая девочка улыбнулась и погрозила пальцем сестренке.
— Ты чего? — спросил Леня.
Девочка не ответила, а, не глядя на Леню, приподняла над скатертью блюдце и приложилась к нему губами.
И вдруг Леня понял, что она его не видит и даже не знает, что он на нее смотрит. И тогда и обе девочки, и чашки, и старичок, и лампа под оранжевым абажуром, висевшая над столом, — всё показалось ему странным и точно ненастоящим.
Одна звездочка всё-таки не удержалась и покатилась вниз, оставляя за собой тонкий светлый хвостик, который тут же погас. Лене стало грустно. Мама куда-то ушла, Витька остался в степи, дядя Степа укатил, и Леня вдруг оказался один на свете. А что если Галя не сказала маме, что Леня уехал к Вите? Тогда мама повсюду бегала, искала Леню, испуганная, растерянная. Он там веселился, ездил, купался, а мама, может быть, и не обедала. От внезапной жалости к маме Леня засопел, споткнулся о камень и больно ушиб палец на ноге. Он опустился на землю и схватился рукой за палец. Звезды подмигивали в вышине и словно дразнили Леню. Ему стало так горько и одиноко, что захотелось плакать.
И вдруг в тишине раздалось:
— Ле-оня!
Услышав этот голос, Леня вскочил. Забыв про боль в пальце, он помчался со всех ног. И вот Ленины руки сцепились вокруг маминой шеи.
— Я велел Гале сказать тебе, что я уехал! Я велел! — бормочет он торопливо.
— Гале? Какой Гале?
— Да маленькой. Тети Симиной… Она тебе не сказала? — вскрикивает Леня.
— А-а, поняла. Эта малютка под вечер подошла ко мне и сообщила: «А Леня уехал».
— Под вечер?! И
Мама отвечает не сразу. Она ведет Леню за руку и о чем-то думает.
Потом говорит негромко, но таким тоном, что Лёня замедляет шаги и невольно задерживает дыхание.
— Если ты еще раз самовольно куда-нибудь удерешь, в тот же день я отправлю тебя к бабушке. Так и знай!. Нет, я не искала тебя, потому что дядя Степа сказал мне, что берет тебя с собой и привезет назад. Он заходил в контору. Ты напрасно прятался за бидоном, как трусишка. Ведь я бы отпустила тебя…
Леня краснеет от стыда, смущенно усмехается:
— А ты откуда знаешь, что я прятался?
— Видела в окно, как вы уезжали.
Налетает ветерок. По листве тополей пробегает быстрый шелест, точно насмешливый шопот.
Мама с Леней входят в комнату.
— От папы пришло письмо, — весело говорит мама и поворачивает выключатель. При свете видно, что глаза ее смеются. Леня понимает, что на этот раз он прощен. Он подпрыгивает и кричит в восторге:
— А я ведь на речке был! Мы купались! И знаешь, как за водой ехали, стадо вокруг нас, и не проехать! А гусь меня за ноги! А бабка давай ругаться за кринку, а после абрикосиков дала!
Столько Леня видел за день, столько было событий, и надо, чтобы мама обо всем узнала.
Уже напившись молока и, весь вымытый, чистый, с завязанным пальцем, лежа под прохладной простыней, он всё еще без умолку болтает.
— Спи! Спи! Завтра доскажешь, — говорит мама.
— Завтра нескоро…
На минутку Леня закрывает глаза и вдруг видит степь. Только она не желтая и не серая, а голубая, и течет, колышется под теплым ветром. Да это вода! Леня берет маму за руку, чтобы она его не искала. Они погружаются в воду и вместе плывут, смеясь от радости.
И. Демьянов
Здесь до осени проживем