Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
Когда Сергей впервые пришел к Кононовым, Шарик, яростно залаяв, бросился навстречу. Но в следующие приходы Шарик встречал Сергея уже как доброго знакомого. С радостным визгом кидался к нему на грудь, порываясь лизнуть Сергея в лицо.
Сергей снимал с своей груди лапы Шарика и, потрепав его мохнатый загривок, говорил:
— Ну, хватит нежностей, хватит. Поздоровались — и ладно.
— Скоро он к вам привык, — удивлялась Веденеевна. — А вот на Варюшку нет-нет, да заворчит.
— Это он любя, — сказал Иосиф. — Когда
— Ну уж ладно, заступайся, — улыбнулась Веденеевна, лукаво поглядев на сына.
Иосиф вспыхнул, но ничего не ответил.
— А кто это такая — Варя? — спросил Сергей.
— Наша дальняя родственница. Хорошая девушка. Я ее дочкой зову, — ответила Веденеевна.
И Сергей узнал от нее, что Варя Таганкова работает на табачной фабрике и живет с отцом, старым наборщиком, на Воскресенской горе.
Мать умерла, когда Варе было десять лет, и с тех пор она стала хозяйкой в доме. Правда, хозяйство было, по словам Веденеевны, «немудреное», но у Вари дел хватало — постирать на себя и на отца, поштопать, помыть пол, сварить обед.
— Она к нам частенько забегает; вот познакомитесь, сами увидите, какая девушка, — закончила Веденеевна.
Но познакомился Сергей с Варей не сразу. Как-то так получалось, что Варя приходила раньше или позже его, и когда являлся Сергей, то Веденеевна обычно говорила:
— А у нас опять Варюшка была.
И только спустя месяц, как-то в воскресенье вечером, Веденеевна, открыв Сергею дверь, смеясь сказала:
— Ну вот, наконец-то встретились! Варюшка здесь. Чай пить собираемся. Проходите.
Из темных холодных сеней Сергей вошел следом за Веденеевой в кухню и увидел темноволосую девушку в голубой кофточке, хлопотавшую у самовара. С первого же взгляда ему понравилась эта маленькая краснощекая сибирячка. Всё в ней было просто и как-то особенно мило: причесанные на прямой пробор и заплетенные в толстую косу волосы, голубая сатиновая кофточка с баской, открытая приветливая улыбка.
Сергей поздоровался с Варей и тут только заметил, что Иосифа нет дома.
— А где же Иосиф? — спросил он.
— В читальню пошел книжки менять, а оттуда на Апполинарьевскую собирался к крестному пройти, навестить. Что-то болеет старик…
Веденеевна не договорила.
— Ой, батюшки, самовар убежал!
Сняв с самовара трубу и подтерев около него лужу, Веденеевна поставила самовар на стол. Но и на столе он продолжал сердито фыркать и плеваться горячим белым паром.
— Ну, садитесь чай пить, — сказала Веденеевна.
Сергей и Варя сели за стол.
— Берите пироги, угощайтесь. Жалко только, — простыли: утром пекла.
— А с чем они, тетя Веденеевна, с картошкой? — спросила Варя.
— И с картошкой, и твои любимые, с капустой, есть. Вон сверху бери, у которых краешки гребешком, — улыбнулась Веденеевна, видя, как Варя, протянув руку к большой глиняной миске
Налив всем вровень чашки и наколов маленькими кусочками сахар, Веденеевна принялась за чаепитие. Молча, словно священнодействуя, она не спеша пила чашку за чашкой, изредка шумно вздыхая и вытирая раскрасневшееся, потное лицо.
После чая Варя стала убирать со стола посуду.
«До чего же похожа на сестренку Лизу — и такая же бойкая, хозяйственная!» — подумал Сергей, наблюдая, как быстро и ловко Варя моет и вытирает чашки, а затем выметает из-под стола крошки.
— Ты бы, Варюшка, спела, — сказала Веденеевна, когда Варя убрала всё со стола.
— Ладно, тетя Веденеевна, спою, — согласилась Варя.
Это тоже понравилось Сергею.
Другая на ее месте начала бы отказываться и нашла бы не одну отговорку: и не в голосе она, и что спеть ей, не знает, и при посторонних петь стесняется…
Сергей с любопытством поглядывал на Варю. Он сам пел не плохо и любил слушать хороших певцов. «Что же она будет петь? И какой у нее голос?»
— Давай-ка мою любимую, дочка, — попросила Веденеевна.
Достав из зеленого сундучка рваную косоворотку Иосифа, она села с работой у стола.
Прислонившись к дверному косяку, Варя поправила накинутый на плечи белый шерстяной платок и, постояв так с минуту в раздумье, запела. С первых же слов Сергей узнал песню.
«Не для женского это голоса, — с огорчением подумал он. — Ей бы лучше спеть „Выйду ль я на реченьку“ или „Лучинушку“».
Но в следующее мгновение он уже ни о чем не думал, а, затаив дыхание, с изумлением слушал Варю. И если бы она пела на чужом, непонятном для него языке, то, не понимая слов, он всё равно с восхищением слушал бы ее, — такой необычайной силы и красоты был у нее голос и так выразительно она пела.
Веденеевна, позабыв о шитье, с наперстком на пальце сидела задумавшись за столом, а Варя пела о том, как среди снежного поля, в метель и вьюгу, у дороги нашел ямщик свою замерзшую невесту.
«Под снегом тем, братцы, лежала она, Закрылися карие очи… Налейте, налейте скорее вина, — Рассказывать нет больше мочи».Тоской и жалобой звенел Варин голос, и тесно было ему в этой маленькой низкой комнате, оклеенной дешевыми обоями.
— Ой, Варька, с таким голосом тебе б только в соборе на клиросе петь! — сказала Веденеевна, когда Варя умолкла.
— Меня подружки и дома хорошо слушают, — засмеялась Варя и, сияв с плеч шерстяной платок, повязала им голову.
— Ты куда же это?
— Домой пора, тетя Веденеевна, — сказала Варя, показывая Веденеевне глазами на ходики. — Папаня обещался в десять часов вернуться.