Литературный альбом: Москва – Санкт-Петербург. Классики. Наставники. Коллеги. Друзья
Шрифт:
М. И.: Понятно, в этом вопросе – ни шагу назад.
Д. Г.: Вот эта башня «Газпрома». Никто не выступил, не объяснил, почему нужна высота четыреста метров, а не восемьдесят. Почему нужно ставить ее обязательно рядом с историческим центром? Почему нельзя отнести на окраину? Никто не разговаривает с нами нормально. Я больше того скажу, наступил экономический кризис. И кто с нами разговаривает? Мы лишь подслушиваем по телевизору, о чем Путин или президент говорят с министрами. Словно стоим за дверью и слушаем чужие разговоры. Это разве дело? Когда в Америке был великий кризис, президент Рузвельт раз в неделю обращался
С. А.: "Беседы у камина" это называлось.
Д. Г.: Почему передо мной не выступают служащие, которым я плачу деньги? Я, как налогоплательщик, плачу и Путину, и Медведеву, чтобы они хорошо работали. Почему они не рассказывают мне ясно и понятно, напрямую, что происходит? Об этом даже никто вслух не хочет говорить.
С. А.: Мы публиковали летом письмо представителей культуры в защиту города, но никто из Смольного не захотел встретиться с теми, кто подписал письмо.
Д. Г.: Губернатор Матвиенко еще выступает. Но я хочу, чтобы выступали передо мной, держали в курсе событий, особенно в тяжелые времена, и Путин, и Медведев, и замы, и помы, и вице и так далее. Чтобы они рассказывали, что хотят делать, почему такие неудачи, что у них не получается. Они мне ни разу ничего не говорили. Обращения раз в году – разве этого достаточно?
М. И.: Да, интересное наблюдение, – мы подслушиваем разговоры начальства о нашей собственной судьбе.
Д. Г.: Они вообще вызывают у меня странное чувство. Например, президент говорит, что во времена кризиса не надо увольнять кого попало. Все сидят, старательно записывают. Через час заседание у премьер-министра. Он говорит: "Во времена кризиса надо действовать особенно осторожно". Все опять записывают. Премьер-министр и президент говорят наверняка толковые вещи, но не изображайте вы из себя каких-то неучей, что вы там записываете, кому нужны эти записи?
Д. К.: Даниил Александрович, вопрос, не имеющий отношения к политике. Вы много ездили по миру, много видели. Остались на Земле места, которые хотелось бы посетить, но не удалось?
Д. Г.: Нет, больше ничего посещать не хочу. Но остались страны, которые я просто полюбил и вспоминаю о них с нежностью, с удовольствием. Например, Австралия, Норвегия.
М. И.: Вы говорили, что недавно ездили в Париж и вас разочаровало отсутствие в магазинах российских товаров. Ничего не видели?
Д. Г.: Ничего не видел. Ничего, кроме традиционных матрешек. Они там, наверное, уже полвека лежат…
В. Ж.: Вы из скромности умалчиваете, что помимо матрешек во Франции продаются и ваши книги. Хорошая русская литература всегда в почете. Ваша последняя мемуарная книга "Причуды моей памяти" стремительно раскупается.
М. И.: Позвольте поздравить вас, дорогой Даниил Александрович, с наступающим юбилеем и пожелать вам доброго здоровья и новых книг!
Д. Г.: Спасибо. Успехов вашей газете!
– Даниил Александрович, что вас больше всего тревожит сегодня?
– Нравственное состояние общества, тенденции развития нашей жизни. Почему тревожит? Потому, что мы живём так, как Россия никогда не жила. Мы стали жить, руководствуясь идеологией барыша.
Какие бы упрёки мы ни предъявляли прошлой жизни, советской эпохе, но она не стояла на барыше. В государстве были идеи, которые не оправдались, были репрессии, культ личности и так далее. Но идеология барыша никогда не определяла жизнь нашего человека. Она за скобками российских традиций, потому что расходится с ментальностью нашего человека. Эта идеология навязана современной экономикой и отчасти нашей предыдущей бедностью.
Можно сказать, что это временное уродство или искажение общественной жизни, как это бывает в жизни каждого человека. У людей ведь случаются взлёты, спады, бывают периоды, которых мы потом стыдимся… Мне кажется, именно нравственным протестом объясняется и нынешнее усиление эмиграции. Люди уезжают не только в погоне за благополучной жизнью, но и потому, что невозможно жить среди криминала, коррупции, корысти, бесчестия, безнаказанности. Честному человеку становится всё труднее сохранять свою душу и ум. Трудно нынче быть честным! Обстоятельства жизни будто выталкивают тебя из страны, если ты не оказался более-менее в верхнем слое общества, не готов закрывать глаза на нравственное уродство…
– Селекция исключительно по финансовым результатам коснулась всех слоёв общества. Наверху ценят не честных и совестливых, не добрых и порядочных, а людей своего круга, соответсвующих взглядов…
– Да, тебя просто вытолкнут, если ты будешь мешать другим своими моральными принципами. Интеллигенция наша довольно энергично убывает, она пострадала, как и крестьянство, и рабочий класс, как вся трудовая часть общества. А ведь именно они несли и создавали атмосферу нравственной требовательности, совестливости. Когда исчезают сильные в нравственном смысле слои общества, жить становится тяжко.
– Что-то может оздоровить наше общество?
– Я часто размышляю об этом. Жизнь настолько искажена, что все призывы жить по совести, не по лжи уже просто не доходят до людей. Они не способны заставить человека изменить свою нравственную и моральную систему. А что может? Неужели мы так и будем продолжать подобную жизнь, безнадёжно врастая в неё. Не может этого быть! Нашего человека коробит от такой жизни, он противится ей. Нравственное ядро, созданное поколениями, не хочет мириться с главенством барыша…
И я задумался над проблемой нравственного примера. Возможно, это и не единственное лекарство, но пример в жизни всегда нужен, без него жить трудно и тускло.
Всякое общество создаёт культ своих героев: святых, людей милосердия, людей альтруизма, подвижников, борцов за интересы народа. Эти тихие и громкие герои вызывают желание подражать, дают человеку нравственную опору… Были доктор Гааз, защитники отечества, были академики Сахаров и Лихачёв, были диссиденты, которые пострадали в борьбе за справедливость…